Чёрный аист

Я вспомнил человека-амфибию у фантаста Беляева. В юности мне тоже хотелось уплыть в океан. Но это было похоже больше на детскую обиду: вот умру, тогда узнаете… Это была игра, уплыть навсегда я не хотел. А про волколаков я вообще ничего не знал.

— Тебе и не надо знать, — махнул рукой дед. — Был бы живой Александр, он бы тебя научил. Но у каждого своя дорога.

— А у вас какая дорога? — спросил я.

— Жить на хуторе, — снова повел рукой дед, но уже не так живо.

В его облике было что-то волчье: большие, заостренные кверху уши, скошенный лоб, крутой загривок. Что у него с ногами?

— Болять ноги, — сказал дед. — С того времени, как бегал по пуще. Уйти легко. Вернуться назад трудно.

Он закашлялся.

Да, я об этом тоже читал. Оборотень должен был выйти к свадебному поезду и встать на его пути. Кто-то из людей берет в руки скрипку, начинает на ней играть, а потом произносит заговор. Люди должны расступиться и впустить оборотня в свой круг…

— Так, да не так, — проговорил сквозь кашель дед. — Слово надо знать, а его уже потеряли. Жизнь, когда мы были одно целое, кончилась… Иди, твой друг уже ждет тебя. — Он показал рукой на входную дверь.

Я послушно встал со стула, подобрал с пола удилище и вышел из хаты.

Дед сказал мне все, что хотел. И я тоже услышал все, что хотел услышать.

Время волколака кончилось.

9

Петруха действительно меня ждал возле палатки. Ни он, ни я ничего не поймали.

— Пустой день, — сказал Петруха. — Уйдем сегодня или завтра еще половим?

— Сегодня, — бросил я под ноги удилище.

Я за день так и не забросил в воду червя. На реке со мной такого еще не бывало.

— А я три часа бросал, и ни одной поклевки, — сказал Петруха. — Наверное, в ручьи ушел хариус. Или стоит в ямах. Его ведь не вычислишь.

Я промолчал. Прав Петруха, не наш день. Вон и солнце спряталось за низкими облаками; того и гляди, пойдет дождь.

— Жалко, голавля на миногу не половили, — сказал Петруха. — Но это надо перемет ставить. Да и в холодной воде лазить неохота.

Похоже, костюм химзащиты не такой уж надежный, у моего товарища зуб на зуб не попадал.

Для согрева мы глотнули спирта из фляжки и запили его речной водой.

Сборы прошли быстро. Мы собрали палатку, засыпали землей кострище, смотали удочки и запихнули в рюкзаки остатки еды. Ее оставалось немного.

— Ничего не забыли? — оглянулся по сторонам Петруха.

— Если и забыли, в следующий раз подберем, — сказал я.

Я был уверен, что следующий раз случится очень скоро. Без хариуса я уже не мог жить.

— На хутор не заходил? — спросил Петруха.

— Заходил, — сказал я.

— Ну и как?

— Обычный дед, — пожал я плечами. — Дал воды напиться.

Конечно, никакой воды на хуторе я не пил. А надо было бы, и не одну кружку.

— В таком случае пошли.

Мы направились к полегшей березе, по которой переходили реку по пути сюда. Нужно было лишь не сорваться с березы в воду, она в реке была холодная даже летом.

Цепляясь за ветки, я дошел до середины реки, глянул под ноги — и замер в ошеломлении. Под березой стояли хариусы, их было больше десятка. Они не шевелили хвостами, просто стояли головой против течения. Рыбы провожали нас.

Петруха шел передо мной и уже на берегу поднимался вверх по обрыву. И я не стал его окликать.

— До свиданья, липени! — негромко сказал я. — Скоро вернусь! Нагуливайте вес, а я обязательно к вам приду. Вы и я — одно целое.

Я не считал себя сентиментальным, но сейчас у меня защипало в глазах.

Косяк хариусов проводил меня до берега. «Оставайся!» — услышал я голос за спиной. И я знал, кто меня окликнул из пущи. Но остаться не мог. Об этом мне сказал дед на хуторе. Кстати, я так и не узнал, как его зовут.

«Александр», — сказал все тот же голос из пущи.

Голос был слышен только мне, до Петрухи он не доходил.

Из леса мы вышли, когда солнце уже скатилось к верхушкам деревьев. Еще немного — и начнет смеркаться.

Мы остановились передохнуть у мелиоративной канавы. Она вела прямо к шоссе.

— Глянь, кто летит! — сказал Петруха. — Я его впервые в жизни вижу.

Над канавой в сторону пущи летел черный аист. Он взлетел недалеко от нас, и я хорошо его разглядел. У него были красные ноги и клюв, спина и крылья черные с изумрудным отливом, грудь и подбрюшье белые. Раскинув крылья, аист летел низко над канавой.

— Князь! — с восхищением сказал Петруха. — Настоящий князь пущи! Говорят, на глаза людям они показываются редко.

Я ничего не ответил. Я знал, что черный аист был послан из пущи для меня. Это было прощальное слово лесовика и волколака. Больше я их никогда не увижу.

Примечания

[1] Купальские песни — разножанровые песни с определенными типами напевов: хороводные, игровые шутливые, лирические. Последние преобладают.

[2] Зажиночные (жатвенные) песни — оповещали о начале жатвы и были связаны с обычаем срезать серпом «первую пястку» — горсть колосьев, которую относили в дом и прятали за иконой. Зерна из «первой пястки» затем бросали в борозду, начиная сев. Это должно было, по представлениям землепашцев, способствовать хорошему росту хлебов.