Чёрный аист

— Дядька лесовик! — тихо сказал я. — Спасибо тебе за подарок! Пусть все у тебя будет так, как всегда. Пусть бежит по лесу лось, скачет по дереву белка, подтачивает осину бобёр и глядит из реки хариус. Пусть растут дубы, ели и сосны, а под ними грибы и вызревают ягоды и орехи. Пусть выводит птенцов в гнезде ястреб, в траве пищит мышь и из логова выглядывают волчата. Пусть идут теплые дожди весной, светит жаркое солнце летом и трещат морозы зимой. Живи, дядька, столько, сколько живет пуща, и спор тебе в руку!

Пуща молчала. Слышен был лишь плеск воды у затонувшей березы.

Я снова наживил червя и стал снова махать удилищем. Если лесовик здесь был, он меня услышал. Я в этом не сомневался.

Через полчаса на моей отмели еще раз взял хариус. Еще через полчаса — другой. Теперь я как следует разглядел рыбу. Это были экземпляры сантиметров двадцать — двадцать пять, вес около трехсот граммов. Плотная чешуя — серебристая, с едва заметным радужным отливом. Плавники чуть красноватые. Запах речной, свежий. Широкий в спине, хариус сильно сопротивлялся, но с крючка ни разу не сошел, наживку брал смело. Одного я вывел, зацепив за краешек губы. Стало быть, все у него было крепкое, от губы до хвоста.

Последний хариус клюнул уже около полудня. Он был самый крупный, и я сначала подвел его к берегу и только потом выбросил на песок.

— Что там у тебя? — вдруг услышал я зычный голос.

Я поднял голову. По реке одна за другой плыли две байдарки с бородачом в каждой из них. Сейчас гребцы перестали взмахивать веслами и смотрели на меня.

— Хариус! — крикнул я.

Я схватил облепленную песком рыбу и высоко поднял над головой. Соврать я не смог, как и скрыть от байдарочников свое ликование. Пусть, в конце концов, видят, кто живет в воде, по которой они впустую молотят веслами.

И тут передняя байдарка врезалась в корягу, торчащую из воды. Плыла она со скоростью течения, однако я явственно услышал хруст, с которым проламывался ее борт. Пробоина случилась большая, и байдарка сразу затонула, из воды торчала лишь борода физика. Отчего-то я был уверен, что в ней сидел физик, узнавший меня на остановке.

Над поверхностью воды разнесся смачный мат.

Я не стал наблюдать, как байдарочники вытаскивают из воды свое средство передвижения. Не стал и давать советы. Достаточно было того, что они наконец поняли, чем гребец отличается от рыболова.

Я быстро сложил колена удилища, смотал леску, достал из воды кукан с рыбой, насадил на него пойманного хариуса и нырнул в кусты. К счастью, наша палатка стояла совсем недалеко от берега.

Скоро подошел и Петруха. У него в сумке лежали три хариуса, и они были мельче моих.

Петруха долго сравнивал нашу добычу.

— Я все понял, — наконец сказал он. — У хариусов ведь тоже свои способы передачи информации. Они сообщили, что здесь по берегу ходит один му… чудак, и собрались со всей реки посмотреть. Между делом они хватали и твоего червяка. По-другому поймать ты их не мог.

— А новичкам везет, — согласился я, — это тебе любой крупье игорного дома скажет.

Я подумал, что мне крупно повезло с дядькой-наставником. Во-первых, в отличие от всех моих друзей, он был на редкость деликатен. А во-вторых, никто из них в данной ситуации не смог бы сохранить чувство юмора.

— Байдарочников на берегу видел? — спросил Петруха. Похоже, он окончательно смирился с поражением.

— Видел, — сказал я. — Это я их посадил на корягу. — И рассказал, как было дело.

— Теперь ясно, почему они так матерились, — хмыкнул Петруха. — Полдня на ремонт убили.

— Просушились?

— Уплыли в мокром.

Мы развели костер и приготовили королевский ужин. Хариус, запеченный в фольге на углях, был потрясающе вкусен. Запивали мы его, естественно, неразбавленным спиртом.

7

— Сегодня пойду ловить вниз по реке, — сказал утром Петруха. — За хутором ничего нет.

— Каким хутором? — замер я с поднесенной ко рту ложкой.

— Стоит за дубняком. Проходишь двух утопленных кабанов и выходишь к хутору.

— Каких кабанов? — окончательно запутался я.

— Скорее всего, погибли в паводок. — Петруха, как всегда, был терпелив, объясняя новичку азбучные истины. — Один захлебнулся в воде и теперь лежит на перекате, второй напоролся на сук и висит на дереве.

— На каком дереве? — Я тоже был терпелив.

— Над обрывом, — взглянул на меня Петруха.

Глаза у него были василькового цвета.

— В паводок сюда лучше не соваться, — сказал я.

— Зимой здесь тоже делать нечего, — согласился Петруха. — А хутор лучше обходи стороной.

— Почему?

— На нем вредный дед живет. Я как-то попросил у него воды, так он чуть не матом. На лешего похож.

— А ты видел леших?

Петруха пожал плечами.

— Он там один живет? — не отставал я.

— Наверно. Говорю же — обходи хутор стороной. В таком месте нормальный человек жить не станет.

Петруха сказал то, чего я от него добивался. В пуще на хуторе жил необычный человек, скорее всего — мольфар.

У меня словно гора с плеч свалилась.

— Ты вниз, а я вверх по реке, — сказал я. — Сколько отсюда до охотничьего дома Тышкевичей?

— Далеко, — усмехнулся Петруха. — Одному идти я тебе не советую. С пущей, знаешь, шутки плохи.