Чёрный аист

Хотя на самом деле мне было приятно. А если напечатают рассказ? Мне даже стало жарко.

Как и предполагал Петруха, мы все легко влезли в автобус. Байдарочники свои чехлы пристроили на задних сиденьях. По тому, как сноровисто физики это проделали, можно было понять, что они туристы со стажем.

— До Ракова можно подремать, — сказал Петруха и закрыл глаза. Он тоже был туристом со стажем.

На нужной остановке мы вышли из автобуса. Байдарочник, узнавший меня, на прощание помахал нам рукой.

— Они где выходят? — спросил я Петруху.

— На реке, — ответил он. — Нам семь километров по лесу пёхать, а у них байдарки.

Мы взвалили на плечи рюкзаки и пошли в сторону подступающего к шоссе леса. Проселочная дорога здесь была, но ездили по ней редко. Да и ходили не так часто. Очень скоро дорога превратилась в тропинку, а в лесу и она пропала.

— Пойдем по солнцу, — сказал Петруха. — Главное, на реку выйти, а там я каждый кустик знаю.

«Интересно, сколько весит мой рюкзак? — подумал я. — Все-таки я недавно спортом занимался. А если б не занимался?»

— Ты лучше про байдарочников вспомни, — прокряхтел Петруха. — Вот у них отдых — не дай бог!

Минут через сорок мы вышли к реке, и дальше идти стало легче. Вода в любом виде улучшает состояние человека, а река в особенности. Квинтэссенцией наслаждения является вид необъятного моря, к которому стремятся все реки земли, но не каждому белорусу дано до этого моря добраться…

— Пришли, — прервал мои философствования Петруха.

Я с наслаждением опустил на землю рюкзак — и у меня открылись глаза. Мы стояли на берегу реки, пробивающей русло в гуще девственного леса.

Листва деревьев только-только проклюнулась, однако и сейчас было видно, что летом в чаще леса легко может спрятаться слон. Хотя слоны, конечно, здесь не водились.

— Каких зверей ты видел в пуще? — спросил я.

— В речке бобров полно, в лесу лоси, — ответил Петруха. — Давай ставить палатку.

А я думал, что мы сразу рванем ловить рыбу. Но командир здесь Петруха, и я беспрекословно ему повиновался.

Под палатку мы постелили хвойный лапник.

— Ночи еще холодные, — сказал Петруха, — а с лапником в самый раз. Осенью приходится закатывать в спальник разогретый в костре камень.

— Зачем? — спросил я.

— Для тепла.

Я был еще необстрелянный рыболов, и мне позволительно было задавать любые вопросы.

Мы вбили последний колышек для палатки, и я взял в руки удилище.

— А костер? — посмотрел на меня Петруха. — Ты что, пойдешь ловить рыбу голодным?

Я мог бы помахать удилищем и на пустой желудок, но послушно пошел за хворостом. Пока развели костер и разогрели в котелке перловую кашу, начали сгущаться сумерки.

— Нужно еще червей накопать, — сказал Петруха. — У меня есть пара мушек, но ты ведь на них не ловишь?

— Не ловлю, — согласился я.

Червей я набрал под полегшими деревьями и закончил эту работу уже в темноте.

— Ловить пойдем на рассвете, — сказал Петруха, забираясь в спальник. — Нужно было бы спиртику выпить, но ведь не уснем.

И здесь я с ним согласился.

6

Петруха меня растолкал в шесть утра.

— Речка уже в тумане, — сказал он. — Лучшее время для ловли.

Мы наскоро перехватили по бутерброду с сыром, взяли снасти и вышли на реку. На стремнине она уже очистилась от тумана, его клочья жались к кустам, нависающим над водой. Я уже знал, что вода в реке холодная, и не спешил в нее соваться.

— А я побросаю муху со стремнины под берега, — сказал Петруха. — Вишь, какой у меня костюмчик?

Он по горло был упакован в костюм химзащиты, которому не страшны никакие ямы. Но я ему не завидовал.

— Буду ловить по-днепровски, — сказал я. — Вон чистый берег, побросаю с него.

Петруха скептически хмыкнул и ушел вверх по реке.

Я наживил червя, забросил наживку в воду и пошел вслед за поплавком. Течение было быстрое, и я прошагал полста метров чистого от кустов пространства за пару минут.

«Может, действительно нужно забрасывать из воды под берег?» — подумал я.

И тут поплавок пропал из глаз. Я подсек и почувствовал резкий рывок. На крючке сидела рыба. По-хорошему ее нужно было бы медленно вываживать на песчаную отмель, но я не сдержался и рванул удочку на себя. Под ногами на земле бешено заскакал узкий серебряный слиток. Я упал на колени, схватил его двумя руками, прижал трепещущую холодную плоть к груди и медленно встал на ноги. На меня в упор глянул большой круглый глаз. Анальный плавник у хвоста не оставлял сомнений: у меня в руках был хариус.

— Петруха! — завопил я на всю пущу. — Липеня поймал!

Однако Петруха был далеко.

Дрожащими руками я смастерил из толстой лески и ветки куста смородины кукан, посадил на него хариуса и пустил в воду. Рыба рванулась в глубину, натянув леску, и затихла в метре от берега.

Я нервно сглотнул, ощущая частое биение сердца, и оглянулся. Рядом никого не было, но я чувствовал, что из пущи на меня кто-то глядит.