Читаем Чёрный иней полностью

Чёрный иней

Высота подвала, в котором их закрыли, была около трёх метров. Когда фашисты загоняли их сюда или когда вызывали на допрос, то спускали сверху лёгкую дюралевую лесенку с двенадцатью ступеньками. После того, как немец распахивал обе створки люка, он одной рукой держался за приклад автомата, а второй легко опускал лестницу, стоявшую рядом, прислоненной к стене. При этом ему не надо было ни отходить от люка больше, чем на шаг, ни поворачиваться спиной, ни занимать обе руки, перенося лестницу, и он ни на миг не выпускал из виду подземелья и его обитателей. Палец его при этом лежал на спусковом крючке. То, что дверь караульного помещения выходила на ту же площадку, они заметили сразу, и это наблюдение не добавляло им оптимизма.

«У них всё продумано. Да ещё, наверное, и в инструкции записано, выполняй чётко — избежишь неприятностей. И выполняют, до мелочей выполняют, вот что удивительно! А как Гришу искать? Что, в каждую дверь заглядывать? Так недолго и нарваться... Ладно... Я бы на месте этого гансика повернул бы меня сейчас лицом к лестнице, а сам остался по ту сторону люка. Ишь, как звезда... А молодой совсем... далеко ж тебя война закинула, парень... и письма, поди, не доходят... мать, небось, все глаза выплакала... А он поставил меня в дальнем углу лицом к стене, а сам в противоположном по диагонали. Правильно действует. Потому как сейчас это единственный момент, когда у него будут обе руки заняты, — одной рукой замок придерживает, а в другой — ключ...»

Такие мысли роились в голове Смаги, когда конвоир вёл его из туалета назад в подвал. Этот выход был разведывательным, они хотели найти слабые места немцев и наметить план своих действий. Особенно их интересовал именно обратный путь.

«Так. Вставляет ключ... А я попробую голову повернуть... осторожно. Руки не опускаю ни в коем разе... Так и есть — он руками работает, а голову не наклоняет, смотрит мне в спину. Осторожный. А если прыгнуть? Спиной вперёд далеко не прыгнешь, да и на ослеп. К тому же именно сейчас он настороже, тоже понимает, что момент вроде бы для меня удобный. Но мы на такое не купимся, у нас подход другой. В нашем деле всё решает внезапность. Поэтому и действовать надо именно тогда, когда всё идёт «как обычно» и никаких «подлянок» не ожидается. Он этого, может, и не знает, слишком молод. Так мы его научим».

— Gesicht an wand![9] — прикрикнул немец и, что-то сердито пробурчав (Смага уловил лишь несколько раз повторенное слово «швайн»), открыл люк.

«Ну, а теперь как? Стволом тыкает мне в правый бок, а сам по ту сторону крышки сдвинулся влево... Молоток, фриц... опять мы по диагонали, а между нами открытая крышка. Приказывает взять лестницу... сделаю вид, что не понимаю. Он жестами показывает, классную пантомиму сыграл... А если я тебя сейчас этой лестницей? Достану? Достану! Но она лёгонькая... да и замахнуться не удастся. Даже если ударю, удар слабый будет. А если ткнуть, как копьём? О! Это другое дело, можно и насквозь! Но он это тоже понимает, начеку, холера. Дуло мне в грудь... и не дрожит. Место правильно выбрал: и я далеко, и ребят внизу видно. Если кто-то надумает оттуда быстренько по стремянке выскочить, то опять-таки к нему спиной. Да по-быстрому и не выпрыгнуть. Об этом он, видимо, не беспокоится... Погоди, погоди! Опускаю лестницу. Спокойно. Кажись, неплохая мысль наклюнулась. Плохо только, что караулка рядом...»

— Ох, братцы, едва задницу не отморозил! Где же знаменитая немецкая любовь к тёплым клозетам?