Читаем Чёрный иней полностью

Он почувствовал, как руки наливаются свинцом, сглотнул вязкую слюну и начал продевать верёвку в очередной карабин. А поясница ноет, будь она неладна! Приближаемся к кризисной отметке... Это не выступ, мать его! Это такая себе, лёгкая и сглаженная кривизна... Попробуем ноги поставить по-другому... зацепиться за край маленькой щели... только кончики пальцев и входят... и то неплохо, считай, ещё метр одолели. Пот глаза заливает... Наверное, это самый тяжёлый отрезок маршрута. Однообразный, монотонный, он держит в напряжении. Дальше рельеф ещё интереснее... ещё правее... структура стены подсказывает именно это направление... Хорошо. Так... теперь старшина цепляет верёвку... подтягивается... Срыв страховочного конца! Пролетел метра четыре и зацепился... Качнуло вперёд... Складываюсь почти пополам, кажись сейчас жилы лопнут! Спокойнее, Фомич! Я на месте! Вот так, зацеп... пошёл. Нормалёк. А внутри нарастает боль. Холодно... пальцы едва шевелятся. Впереди западное ребро{24}! Плохие эти гребни, словно лезвия... могут верёвку порвать... особенно под нагрузкой. Придётся молотком оббить... Дальше удобная ниша. Оглянуться... Фомич не спускает с меня глаз... Хорошая ниша! Стоп! Передых. Восстановить дыхание... Мы слишком прямолинейно оцениваем маршруты. Ведь один путь в зависимости от обстоятельств может иметь далеко не одинаковые степени сложности. Что про эти скалы сказали бы те же братья Абалаковы? Состояние того, кто всходит, погода, широта, наконец... Сейчас всё против нас. А начальники об этом не думают. Им разве объяснишь? Вот паскудство. Иногда подступает такая беспросветная безнадёга — хоть вой... Чаю бы горяченького... с шиповником. А впереди — сложный, длинный, опасный траверс{25}, южный склон — сплошной лёд. Ткачук пошёл за перегиб... Гаральд травит верёвку вслепую... Рывок! Ткачук «сорвался»?! Гаральд недотравил... синхронность нарушилась. Как Ткачук? На ногах? Слава Богу! Метров десять летел... Мастер Сергей. Молодчина!

Всаживаю айсбайль... немного нагружаю — лишь бы сохранить равновесие. Хорошо. Здесь коварная вертикаль... трещины забиты снегом, льдом затянуло... Никто ещё не бывал на этих страшных стенах — мы первые, может, и последние. Уже недалеко... к полуночи доберёмся до самого нутра этого массива. Нутро мрачное, надо сказать... От него такой стужей веет, что душу вымораживает... Только бы этот гребень одолеть... а там плато... Хорошо, хоть мороз, камни не «летают». Здесь полка... а там? Отменная расщелина, сантиметра с два. Гладенькая. Дальше тянутся только мелкие зацепки{26},... правее, теперь сюда, ещё правее... перемычка... и... всё? А дальше? Вот вляпался! Дальше дороги нет, прозевал!.. Нужен крюк! А крюки кончились! Проворонил, холера! Теперь выпутывайся... Но ведь не может так быть... должно быть продолжение. Стоп. Не паникуй! Назад? Как хорошо было бы назад, на полку... но нельзя! Не выйдет. Там щель, отсюда не разглядеть, но ведь на ослеп не попаду, только зря силы потрачу... Закладку{27}

Быстрым движением на ощупь, не отрывая взгляда от мелкой поперечной щелочки в полуметре от себя, он снял с поясного карабина маленькую втулку с кольцом и вогнал её в щель.

«...Слишком легко вошла... Ну и что? Выбора нет! А если сорвусь? Фомич страхует... а там по пути ребро рашпилем... верёвка трётся об острый угол... Перепад? Метров двадцать. Много! Рывок будет дай Боже. Даже Фомич не удержит, сорву и его... полетим вместе. Нет, лететь нельзя!..»

Лоб покрылся холодным потом.

«Спокойно. Не паникуй. Время?.. Сколько я здесь болтаюсь?.. Тихо. Продел верёвку... Ну!»

Он оставил опору и, медленно нагружая втулку весом своего тела, потянул верёвку на себя. «Держит? Вроде бы да...»

Начал подтягиваться, осторожно переставляя ноги вдоль стены, подтягиваясь вверх и вправо. Там был спасительный камин{28}!

Вдруг услышал скрип. Это скрипела втулка. Инстинктивно, шестым чувством понял, что через какую-то секунду она выскочит из своего гнезда! Его охватил страх. Он замер и в тот же миг ощутил, как все его внутренности сплелись в тугой ком. А где-то внизу, под солнечным сплетением, вдруг стало пусто и тошно. Конвульсия страха болью отозвалась в висках и пальцах рук, взорвалась безумной жаждой жизни, напоила небывалой энергией, точностью движений, ясностью мысли. Всплеск страха вывел его из состояния отрешённости, вернул волю к сопротивлению, заставил двигаться дальше. Он решился на отчаянный бросок вправо, и растопыренные пальцы нащупали ямку. Он засунул ладонь в углубление, сжал кулак вместо крюка, да — достиг камина! В следующее мгновение втулка с лёгким шорохом выпала из щели.

«Всё! Еще бы секунду промедлил, и всю вертикаль за собой...»

Ему захотелось забиться в какую-нибудь нишу, закрыть глаза... отключить сознание... Он опёрся спиной о камень, уставился на острые вершины. Заставил себя закрыть глаза таким усилием, как будто не мог оторвать глаз от этих невыносимо белых скал.

«...Выходит, это не «мой» склон... Похороны откладываем... После таких подвигов ещё тридцать минут — и отдых...»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее