Чёрный ход

«Мёртвому. Припарки. Ты как с цепи сорвался, подонок! Два мертвеца уже есть. Три, если с Большим Майком. Не верни ты мне тело на промысле, такие бы припарки начались — только успевай трупы считать! Если ты этого и добивался — зачем позволил мне всё замять? Если не хотел побоища — зачем всех стравливал? Зачем убивал?!»

Впереди виднеется окраина Элмер-Крик.

«Зачем, а? Захватываешь моё тело, возвращаешь… Прямо не тело, а индейская земля! Пришёл, подружился, попросил разрешения; подкинул ружьишек да огненной воды; наградил дурными болезнями, вытеснил в резервацию, обосновался как у себя дома… Адский выкормыш!»

Красотка спотыкается на ровном месте. Джош кувырком летит через голову кобылы, прямо под копыта. Мир — безумная круговерть: небо, земля, облупленный задок телеги с покойниками…

Привет, старина Дэн Такер:

— Старина Дэн Такер в город въехал орлом:
Верхом на козле, вместе с гончим псом.
Но тут пёс гавкнул, козёл скакнул,
Старину Такера лбом об пень саданул!

Не лбом об пень — и на том спасибо! Джош падает на четвереньки посреди дороги. Он должен был отбить себе колени, ободрать ладони, но боли нет. Выворачивая шею, Джош оглядывается — и видит самого себя, восседающего в седле как ни в чём не бывало.

Ублюдок! Вышиб одним пинком!

— Чего тебе от меня надо, чёртово семя?!

Красотка наступает на Джоша правым передним копытом. Джош захлёбывается криком, но копыто беспрепятственно проходит сквозь него. Тем не менее, он спешит откатиться в сторону, прочь с дороги.

— Отвали, старина Дэн Такер, ну же?!
Ты опоздал к своему ужину!

Следующий куплет песенки о Дэне Такере известен всем, и Джошу в том числе. Хоть песенка и комическая, от мысли о том, что и с ним может случиться нечто подобное, на Джоша нападает нервная икота. Икота у призрака? А почему нет, сэр? Вам много известно о призраках? Болтаете с ними ночи напролёт? Точно знаете, что они не икают?

Ах, так вы с призраками не знакомы? При всём уважении, сэр, тогда не лезьте со своими дурацкими замечаниями!

Мимо Джоша, содрогающегося от икоты, в город въезжают Джефферсон с его людьми, братья Сазерленды, телега с трупами и тахтон в теле бравого помощника шерифа. Хозяина тела эта сволочь опять игнорирует.

— За что ты меня ненавидишь?! — кричит Джошуа Редман в спину самому себе. Была бы у него глотка, ей-богу, сорвал бы. — Что я тебе сделал?!

О чудо! Тахтон придерживает лошадь.

«Ты заблуждаешься, — шелестит осенняя листва, беззвучная для всех людей на свете, кроме Джоша. — Я не испытываю к тебе чувств. Никаких чувств, добрых или злых. Я вообще не испытываю чувств в твоём понимании. Ни к тебе, ни к кому другому здесь. Все мои чувства, необъяснимые для тебя, направлены на мне подобных. Ты не поймёшь эти чувства, не приклеишь к ним ярлык. То, что ты принимал за чувства, те нотки, какие ты слышишь сейчас в моём голосе, я позаимствовал у тебя. Если хочешь, назови их крадеными. Иначе ты бы меня не понял, не услышал, не поверил. Ты — моя одежда, без которой мне здесь не выжить. Тёплый плащ в стужу, сапоги на каменистой тропе. Много ли у тебя чувств к своим штанам? Рубашке? Башмакам? Да, ты для меня важнее башмаков. Но эта важность не делает тебя кем-то, заслуживающим моих чувств. Она делает тебя чем-то, а к чему-то я равнодушен. Даже если оно приносит мне пользу, если я нуждаюсь в нём — какая разница?»

Красотка трогается с места.