Чёрный ход

«Я и сейчас отвечаю тебе, — доносится до Джоша, — не потому, что этого велят какие-то чувства. Это диктует здравый смысл. Наши отношения перешли в новую фазу, ты должен ясно понимать, что к чему. Не трать силы на страдания или надежду, не расходуй себя зря. Будь неподалёку, я ещё пущу тебя в моё тело. Если ты временами не будешь возвращаться, ты погибнешь раньше, чем следует. Расточишься, иссякнешь. Так иссяк бы я, не встретившись с тобой. Это факт, сцепка причины и следствия, а вовсе не моя благодарность. Благодарность — чувство. А я, как уже было сказано, не испытываю чувств по отношению к тебе».

Будь неподалёку, повторяет Джош слова приговора. Я ещё пущу тебя в моё тело. Иначе ты погибнешь раньше, чем следует. Сэр, он так и сказал: моё тело! В смысле, его… Джош поднимается на ноги, плетётся следом за отрядом. Если бы кто-нибудь видел сейчас мистера Редмана — речь о настоящем Джошуа Редмане! — ни за что не дал бы ему его двадцати семи лет.

Все сорок, сэр.

3 Рут Шиммер по прозвищу Шеф

Рут смеётся. Хохочет и не может остановиться. Хрюкает, утирает слёзы, сгибается в три погибели. Смех лишает её сил. Это ужасный смех, он — родной брат истерики.

Мисс Шиммер никогда не видела приютов для умалишённых. Всё, что она сейчас представляет себе, вышло из-под пера мистера Диккенса, но воображение делает это реальным в большей степени, чем личный опыт. Грязные палаты ничуть не лучше тюремных камер. Гримасничает идиот, дёргая себя за длинные волосы. Маньяк скалит зубы, указывает на что-то мосластым пальцем. В столовой, где давно никто не ест, заперта женщина. У неё тяга к самоубийству, но в пустой, лишённой мебели столовой можно разве что разбить себе голову о стену. Блуждают взгляды, на лицах — дикость, ожесточение. Все доступные развлечения — кусать губы да грызть ногти. Да, ещё можно бросать в воздух свои колпаки, стоя у окна и глядя на пароход, идущий по проливу. Снаружи идёт дождь, внутри всё покрыто плесенью. Одно счастье — если ты молод и признан всего лишь нравственно-неуравновешенным, тебя могут учить полезным ремёслам. На практике это значит, что женщин отправят стирать бельё в сарай, полный удушливых испарений, а мужчин бросят в каменоломню.

И в этом аду два человека, француз с клипера Ост-Индского братства и священник, убийца галлюцинаций, беседуют о водолазных костюмах — и о людях, превращённых ныряльщиками, явившимися из преисподней, в водолазные костюмы.

Рут всё ещё смеётся.

Пастор следит за ней. Пастор — сама доброжелательность.

— Я рад, что вам весело, мэм. Шарль тоже смеялся. Радовался, что сумасшедший дом, служивший нам пристанищем, расположен на острове.

— Странный повод для радости, преподобный. Не находите?

— Я бы нашёл, но в поведении Шарля имелась система. Текучая вода, помните? Плод фантазии не мог последовать за Шарлем в приют Блэквелла. Разве это не чудесно? Шарль не был шансфайтером, в отличие от меня. Ему оставалось только прятаться.

Пастор кладёт руку на револьвер:

— Я — другое дело.

Со стороны въезда в Элмер-Крик слышится шум. За поворотом дороги возникает облако пыли. Оно приближается, дробится, распадается на фрагменты. Семь всадников, отмечает Рут. Первым едет знакомый ей молодой помощник шерифа. Остальных Рут не знает. За кавалькадой тащится телега, запряжённая парой тощих кляч. Возница лениво взмахивает хлыстом: раз, другой. Безнадёжное дело — добиться от лошадей хоть какой-нибудь бодрости не смогли бы и трубы Иерихона.

— Зачем вам всё это? — спрашивает Рут, прежде чем всадники подъедут ближе. — Стрельба по воображаемым друзьям? Правы вы или нет, какая разница? Чем они мешают вам, преподобный?!

— Есть законы, которые нельзя преступать, мэм. У тела, дарованного нам Господом, не должно быть две души. Если одна бродит рядом с телом, она должна погибнуть. Если этого не сделать, погибнет мир.

В поведении Пастора есть система, как и в поведении француза-водолаза. Жаль, эта система недоступна для Рут.

Телега останавливается на площади. Всадники сбились в кучу, оставаясь в сёдлах. Атмосферу, царящую между ними, не назовёшь дружелюбной. Если всадники в чём-то и едины, так это в недоумении, с которым смотрят на Рут и Пастора. Помощник шерифа спешивается, подходит к крыльцу.

Редман, вспоминает Рут. Джошуа Редман.