Чёрный крестоносец

Помню только, как пришел в сознание. Пещера. Я прислонен к стене. Рядом со мной еще кто-то лежит лицом вниз. Мертвый китаец. Поднял глаза, вижу Гриффитса, Брукмана, Флека, Генри и какого-то офицера. Они сидят, прижавшись к противоположной стенке. По крайней мере, мне представляется, что это они. В пещере-то совсем темно. И достаточно просторно: фута четыре в ширину, футов семь в высоту. Хотя у пролома, там, где выбрались наружу люди Хьюэлла, всего три фута высоты и дюймов восемнадцать ширины. Где остальные? Скорей всего, в искусственном гроте, в котором Хьюэлл хранил шлак. Я выглянул наружу. В небе разгоралась заря.

– Долго я здесь? – Голос мой походил на стариковское дребезжание. За счет акустики, что ли?

– Около часа. – Странно, в голосе Гриффитса никакого дребезжания. – Брукман уверен: ты быстро поправишься. Задета коленная чашечка. Через неделю будешь ходить.

– А мы... мы все целы?

– Все. – Разумеется, все. Все, кроме Мэри Хоупмен. Им до этого нет дела. Для меня она – весь мир, для них – только имя. Мэри Хоупмен там, внизу, в оружейной, одна-одинешенька. Только имя? Какое ты имеешь значение, если ты всего-навсего имя. И я ее никогда не увижу. Никогда!

Никогда – это так долго! Итак, даже свою последнюю партию я проиграл. Я проиграл Мэри. И теперь передо мной разверзлось «никогда». Никогда – навсегда.

– Бентолл! Ты в норме? – резко прозвучал голос Гриффитса.

– В норме.

– Ты снова разговариваешь сам с собой.

– Да? – Я дотронулся до трупа рукой. – Что здесь происходило?

– Его послал Леклерк. Не то на разведку, не то на верную смерть. Чалмерс не промахнулся.

– А что еще? Час – это целая вечность.

– Они обстреливали пещеру. Но вслепую, потому что опасались занять опасную для них позицию прямо напротив нас. Потом прекратили. Попытались взорвать вход, замуровать нас.

– Бесполезная затея, – возразил я. – Мы бы нашли другой выход. Им нужно было бы взорвать перекрытия туннеля. Ярдов сто. Это действительно прикончило бы нас. – Я смутно задавался вопросом, почему я говорю это, все это больше не имело значения.

– Они взорвали один заряд у выхода, – продолжал Гриффитс. – Без особого эффекта. Потом они стали ломами дробить скалу под очередные заряды. Мы забросали их аматоловыми шашками. Возможно, уничтожили часть группы. И они оставили свою затею.

– А записка? – прохрипел я. – Вы сказали им про записку?

– Конечно, – нетерпеливо ответил Гриффитс. Речь шла о фальшивке, которую Флек должен был подбросить в радиорубку: “Подтверждаем: корабль Ее Величества «Кандагар» следует большой скорости маршруту Сува–Вардю. Рассчитываем прибытие 8.30.” Подразумевалось, якобы это отклик на посланный в эфир Флеком сигнал SOS. Мы предупредили Леклерка о приближении судна. Он не поверил, сказал, что это невозможно, часовой не допустил бы. А Флек утверждал, что часовой спал. Может, часовой погиб в перестрелке? Не знаю. Мы сказали Леклерку, пусть поищет радиограмму на столе. Он послал за ней своих. Все-таки встревожился. Ведь если это правда, в его распоряжении всего три часа. Но Флек утверждает, что капитан «Грассхоппера» не рискнет идти сквозь рифы без лоцмана в темноте.

– К великой радости Леклерка.

– Леклерк взбеленился. Голос его дрожал от ярости. Он требовал позвать тебя. Но ты был без сознания. Он пригрозил убить мисс Хоупмен. Ну, я ответил: ты при смерти.

– Это должно было привести его в восторг, – сказал я устало.

– И вправду, – согласился Гриффитс. – Потом он ушел. Не знаю, один или со своими.

– Не знаете? – мрачно изрек Флек. – Первому, кто высунется, снесут голову.

Время шло. Свет в конце туннеля медленно менял свои оттенки, пока под конец не сверкнул голубизной. Взошло солнце.

– Гриффитс! – Это голос Леклерка заставил нас вздрогнуть. – Слышите меня?

– Слышу.

– Бентолл очнулся?

Гриффитс попытался жестом остановить меня. Но я проигнорировал этот жест.

– Очнулся.

– Ты вроде помирал, Бентолл? – В его тоне появилась нотка озлобления, впервые за время нашего знакомства.

– Чего тебе надо?

– Тебя.

– Я вот он. Приди и вытащи меня.

– Послушай-ка, Бентолл. Хочешь спасти жизнь Мэри Хоупмен?

Вот оно! Я должен был это предвидеть. Они давили на меня из последних сил. Я нужен был позарез.

– И мы оба будем в твоих руках, верно, Леклерк? – Верно, верно, без всяких сомнений.

– Даю тебе честное слово. Сейчас пришлю ее.

– Не слушай его, – предупредил капитан Гриффитс тревожным шепотом. – Ты в его руках станешь приманкой, чтоб выудить отсюда меня, и так далее. Или же он просто застрелит вас обоих.

Я это знал. Он убьет нас обоих. Другие его не интересовали. Но нас двоих он убьет. Меня-то во всяком случае. Но нельзя было упускать шанс. Может, он нас не сразу уничтожит, может, возьмет нас на судно. Последний шанс. Один на миллион. Но все же шанс. А мне ведь и нужен был всего только шанс. А вдруг мне повезет, и я спасу нас обоих. Мысль явилась и тотчас пропала. Да нет, надежды меньше, чем один шанс против миллиона. Мэри права: надежды не больше, чем у приговоренного к электрическому стулу за миг до включения рубильника. И я сказал:

– Ладно, Леклерк, я иду.