Чёрный крестоносец

Пересекаем комнату. Я склоняюсь над рубильником генератора. И тут замечаю сложенный листок в нагрудном кармане. Записка, которую мне отдал Флек! Разворачиваю, разглядываю листок. Всего несколько слов:

«Пожалуйста, прости меня, Джонни. Я передумала не выходить за тебя замуж - кто-то должен, иначе ты будешь попадать в неприятности всю жизнь. P.S. Может, я тоже тебя немножко люблю.».

И в самом низу:

«P.P.S. Ты и я, и огни Лондона».

Я сложил записку, отложил в сторону. Отрегулировал у себя над головой перископ. Четко рассмотрел силуэт «Грассхоппера» на горизонте, пышный дымовой плюмаж, по которому можно судить: судно идет на запад. Я убрал сеточку, прикрывающую кнопку ликвидации, повернул белую ручку на 180º и нажал кнопку. Загорелся зеленый огонек. Часовой механизм на «Черном крестоносце» отсчитывал последние секунды.

Двенадцать секунд. Двенадцать секунд между нажатием кнопки и включением системы. Двенадцать секунд. Я покосился на свои часы. Секундная стрелка неуклонно вершила свой круг. Две секунды. Я уткнулся в глазок перископа. Впереди расплывчатое пятно. И тогда я изо всех сил нажал на кнопку ликвидации.

Ракета прекратила свое существование. Даже на таком расстоянии взрыв выглядел устрашающе. Сперва – вулкан кипящей воды, мигом поглотивший судно, потом – огненный столб в тысячу футов под самые небеса. Потом – ничего. Конец «Черному крестоносцу». И конец всему.

Я отвернулся. Флек положил мне руку на плечо. Едва держась на ногах, я проковылял вперед, в искрящуюся синеву нового дня. Тяжелый грохот взрыва пророкотал в море и разбудил эхо в молчаливых предгорьях.

Эпилог

Маленький пропыленный человечек в маленькой пропыленной комнатенке.

Так я обычно воспринимал его. Маленький пропыленный человечек в маленькой пропыленной комнатенке.

Он буквально подпрыгнул, когда я отворил дверь. Завершив вираж вокруг стола, он приблизился ко мне вплотную, долго тряс мою здоровую руку, подвел к креслу напротив стола. Королевские почести в честь героя-победителя. Готов побиться об заклад, такого с ним прежде не случалось. Когда сюда впервые вошла Мэри Хоупмен, он не потрудился даже оторвать свое седалище от стула.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, мой мальчик. – Серое морщинистое лицо одухотворено заботой. Настороженные синие глаза отражают тревогу, которую сей муж никогда не выказывал в открытую. – Боже мой, Бентолл, ты выглядишь ужасно.

У него за спиной зеркальце, загаженное мухами, покрытое пылью, как и всякий другой предмет в этой комнате. Сколь я могу судить, он не преувеличивает. Левая рука – на черной перевязи, в правой – тяжелая трость, налитые кровью глаза, бледные запавшие щеки, багровый шрам от виска к подбородку. Любители мистики могут принять меня на службу в качестве привидения.

– Не так я плох, как кажется, сэр. Просто очень устал. – Одному Господу Богу ведомо, как я устал. За двое суток полета, от Сувы до дома, я и двух часов не поспал.

– Успел ты перекусить, Бентолл? – Я готов держать пари, что подобной демонстративной сердечности эта комната не видывала за все царствование полковника Рейна.

– Нет, сэр. Позвонил из аэропорта – и сразу сюда. Я не голоден.

– Ясно.

Он подходит к окну, несколько мгновений стоит в неподвижности: ссутулившиеся плечи, пальцы сплелись за спиной, созерцает размытые блики огней на мокром асфальте. Вздыхает, задергивает занавесками грязные окна, садится за стол, сцепив руки. И начинает без предисловия:

– Значит, Мэри Хоупмен погибла?

– Да, – говорю, – погибла.

– Обычная история: погибают лучшие. Нет бы погибнуть никому не нужному старику вроде меня?! Но жизнь распоряжается по-своему! Наперекор здравому смыслу, верно? Даже о своей дочери я бы... – Он умолкает, разглядывает свои руки. – Мы никогда не увидим вновь Мэри Хоупмен.

– Нет, сэр, никогда не увидим вновь Мэри Хоупмен.

– Как она умерла, Бентолл?

– От моей руки, сэр. Так получилось.

– От твоей руки. – Он констатирует этот факт таким тоном, словно нет ничего более естественного. – Я получил радиограмму с «Неккара». Адмиралтейство проинформировало меня в общих чертах о событиях на Вардю. Мне известно, что ты провернул блистательную операцию. И вместе с тем мне ничего не известно. Пожалуйста, расскажи, что и как произошло там.

Я докладываю ему, что и как произошло. Продолжительную эту историю он выслушивает внимательно, не прерывая ни восклицаниями, ни вопросами. Когда я подхожу к концу, он трет ладонями глаза, затем – лоб и, наконец, реденькую прическу.