Чёрный нефрит [СИ]

— Я должен был защищать тебя от него. А всё опять вышло так, что ты меня защитила.

Беспечно улыбнувшись — через силу, но кто заметит? — Вэй Ан Ю хлопнула Цзян Чена по плечу:

— Брось! Ты сделал как раз то, что следовало, чтобы не нарываться на неприятности. Ну выступил бы ты за меня раньше — что толку? Тебя, чего доброго, убили бы на месте, а меня потом без соли и перца слопала бы с потрохами твоя матушка. Даже не дала бы по тебе как следует соскучиться.

Как Цзян Чен ни старался, он не сумел сдержать короткий смешок:

— Вот почему ты такая?!

— Какая, шиди?

— Несерьёзная! Можно подумать, ты не веришь, что тебе по-настоящему желают смерти.

— Отчего же? Верю, и охотно. Знаешь, я бы могла легко представить, что весь мир вокруг жаждет только лишь моей гибели. Но что толку трястись и горевать? Ведь ничего пока не случилось.

Он смог лишь неодобрительно покачать головой, после чего рывком поднялся.

— Тебе лучше бы хорошенько отдохнуть, — заметил Цзян Чен, убирая письмо, — ещё неизвестно, что будет завтра. Но, что бы ни было, знай, мы тебя не выдадим… я не выдам.

На миг захотелось протянуть руку и взъерошить ему волосы, как в детстве, или даже щёлкнуть по носу — хоть немного разрядить напряжённую серьёзность. Но он ушёл — быстрее, чем Вэй Ан Ю успела отреагировать. Вновь оставшись в одиночестве, она полной грудью вдохнула густой цветочный аромат: пусть это было не тем чувством, которым делятся и о котором говорят вслух, но сейчас она старалась запомнить. Когда ещё ей доведётся дышать этим воздухом! Чуть поодаль послышались робкие шаги, и она, не оборачиваясь, заговорила:

— Цзян Чен, знаешь…

Но, обернувшись, вместо него Вэй Юн увидела Янь Ли. Осторожно подобрав длинный подол, та присела рядом, у самой кромки воды, и какое-то время они обе смотрели вдаль, туда, где скрывался под водой пылающий краешек солнца.

— Тебе правда придётся уезжать?

— Ну, что поделать: судьба такая — ни минуты покоя, — Вэй Ан Ю улыбалась широко, от уха до уха, и сама почти верила, что всё ещё может наладиться. Янь Ли протянула руку, дотронулась до её волос:

— Ты, как всегда, толком не причесалась.

— А зачем, если скоро всё равно ложиться спать? Правда, не стоит, я…

Над их головами остывал закат, и тут и там вспыхивали огоньки первых звёзд. Два отражения мерцали в воде, причудливо смешиваясь с листьями и бутонами лотоса. Когда-то они уже сидели так же над водой; сколько же лет назад это было? Золото небес сменилось глубокой синевой, подул лёгкий ветерок, тревожа воды озера, и их отражения — красивой молодой госпожи и другой, совсем непохожей, подёрнулись лёгкой рябью. Янь Ли была частью этого уютного мира, этой тёплой ночи и переливчатого блеска водной глади. Той неотъемлемой частью, которая, казалось, будет всегда. Они были очень, очень разными, и мало кто поверил бы, что кроткая молодая госпожа с мягкой улыбкой может расчёсывать волосы буйной смутьянке — а та, всегда ворчащая, что нечего тратить время на прихорашивания и есть дела поважнее, покорно замрёт, подставляясь. Цзян Чен издалека наблюдал за ними — несхожими меж собой, но одинаково близкими и родными, и вспоминал раз за разом покрасневшее от злости лицо матери, нахмуренные, круто изогнутые брови, стоило ей услышать о том, что Вэнь Чжао собирался сделать с ним и что себе позволял творить с Вэй Юн. Как удивлённо Цзян Фэн Мянь смотрел на жену, надолго замолчавшую, и затем коротко выдавившую из себя: «Выколола глаз, надо же… я бы убила».

Тихая ночь, сине-сиреневая с лёгкими проблесками тёплого света, окутывала их, и почти верилось, что зреющая буря на этот раз пройдёт стороной, и у них будет время — немного, ещё совсем немного…

Следующая ночь над Пристанью Лотоса озарилась кроваво-золотым светом другого солнца.

Мне не снятся кошмары (R)

Вокруг царила пыльная жара — вот уже вторую неделю не было дождей. То, что прежде казалось ласковым солнцем, славно согревающим после купания в реке, теперь обернулось врагом и норовило сжечь.

Вэй Юн — совсем маленькая — шла, едва успевая перебирать ногами, чтобы поспеть за отцом и матерью. На осле было слишком много поклажи, и малышка всякий раз мотала головой, когда папа пытался подсадить её наверх — не хотела сильнее нагружать бедолагу. Ничего. Она сильная, она может идти достаточно быстро, чтобы не отстать.

— Дай руку, малышка, — мама не оборачивается, смотрит только вперёд, и больше всего на свете хочется обогнать, заглянуть в лицо, вспомнить… Но она остаётся лишь уходящей тенью, лишь смутным пятном. От неё остался только голос; от отца нет и такой малости.

И вдруг время поддалось — Вэй Юн смогла взять мать за руку, вцепилась, повиснув, и про себя поклялась, что ни за что не разожмёт пальцы. Почти сразу она начала спотыкаться — но за другую руку подхватил отец.

Кажется, они и правда когда-то шли вот так через лес. Вэй Ан Ю не помнила — настолько это было давно.