Чёрный пепел золотой травы (СИ)

— Да уж… Очень вежливо, ничего не скажешь.

— Слушай-ка, — он подался вперёд, наклонившись в мою сторону. — Не угомонишься, подыщу тебе какой-нибудь кляп. Сообразил?

Я сообразил и больше к нему с расспросами не приставал.

Вскоре их приготовления завершились. Главарь заглянул к нам, чтобы удостовериться, что всё в порядке, и вернулся в передний вагон. Двери закрылись с приглушённым шипением, и поезд медленно тронулся, оставив станцию позади и увязнув в темноте тоннеля, едва взрезаемой слабыми фарами. Лампы в самих вагонах тоже светили кое-как, но их, по крайней мере, хватало, чтобы хоть что-то вокруг различить; внутренности же тоннеля, мелькающие в окнах бесконечным гипнотизирующим потоком, лишь изредка удавалось выхватить из общего мельтешения.

Вода, сочащаяся из трещины в стене, рисует узоры, и они отпечатываются в памяти, в самой подкорке.

Не могу сказать, управлял ли кто-то из них составом, или, взяв старт, они пустили всё на самотёк, но двигался он неравномерно, то сбрасывая скорость, то убыстряясь. Поначалу я тревожился, не столкнёмся ли мы с чем-нибудь, но затем подумал, что мои похитители вроде бы не очень-то из-за этого волнуются, а они явно занимаются подобным не первый раз. Это меня немного успокоило.

Щербатая кирпичная кладка, выглядывающая из-под толстой металлической стяжки, болезненно-зелёной от плесени.

Я до сих пор нервничал из-за того, что удалось выхватить из их разговора. «Думаешь, он от них?» Что это должно значить, каких ещё «них»? Да и кто они сами такие? Я снова искоса посмотрел на своего надзирателя. Стоптанные облезшие ботинки, залатанная и выцветшая камуфляжная куртка — спору нет, в дороге он провёл немало времени, причём скорее под проливным дождём или где-нибудь на болотах, чем в сухом поезде метро или в чистом поле. Первоначально я счёл его бродягой, теперь же он больше напоминал туриста, заблудившегося где-нибудь вдалеке от цивилизации.

Ритмичный стук колёс убаюкивает, от него настойчиво клонит в сон.

Так или иначе, то, что они приняли меня за кого-то, перед кем испытывали очевидный страх, само по себе ещё не подразумевало, что они плохие парни. Однако и из этого умозаключения не следовало, что мне ничего не угрожает — не получив нужных ответов, они определённо не станут колебаться, прежде чем выбросить меня прямо на рельсы — «избавиться от балласта». А правильные ответы у меня вряд ли найдутся. Так что чем раньше я отсюда уберусь, тем лучше.

Какая-то конструкция попадает в свет и отбрасывает тень, похожую на огромного уродливого паука, которая через долю секунды пропадает.

Я ощупал за спиной провод, стягивающий запястья. Узлы крепкие, не сорвать. Меня не привязали к поручням, так что я мог бы попробовать вырубить единственного своего охранника, но сомневаюсь, что справился бы с этим, даже будь мои руки свободны. А если двое других это заметят, то мне точно крышка. Им и тормозить не понадобится — все вагоны соединены сквозными дверями, от кабины машиниста до нас можно добраться меньше, чем за минуту.

Одинокий огонёк на занесённом снегом поле потухает, выпустив последний язык дыма.

Я вскинулся ото сна. Когда я успел задремать?..

Получалось, что мне, будучи ограниченным в движениях, необходимо было не просто одолеть сидящего рядом громилу, но и провернуть всё так, чтобы его друзья ничего не успели предпринять. И чем отчаяннее я напрягал извилины, тем яснее становилось, что это невозможно. Разве что случится чудо…

Внезапно озарившая меня идея поначалу даже удивила, настолько она лежала на поверхности, но чувство восторга быстро сменилось разочарованием; в голове всплыл красочный рассказ Смотрителя о том, к чему может привести неумелое экспериментирование с магией загробного мира, да и невольно устроенная лавина ещё не до конца стёрлась из моей памяти. С другой стороны, а есть ли иной выход? Хуже уже точно не будет. По крайней мере, мне.

Я, глубоко вдохнув, зажмурился и сосредоточился. В первую очередь надо заставить оковы исчезнуть или хотя бы ослабить их. Я понятия не имел, как это сделать, поэтому попросту представил, что узлы сами собой развязываются до такой степени, чтобы я мог высвободиться. Я повторял этот образ в мыслях, вновь и вновь — туго натянутый вокруг запястий провод постепенно обвисает, как обмякал бы человек, медленно теряющий сознание. От того места, где он врезался в кожу, расползается и понемногу утихает боль. Он обвисает. Поезд раскачивает меня влево-вправо. Провод на моих запястьях обвисает…