Чёрный пёс

— Именно. Сама-то она ничего не делала, а вот указывала, наверное, направо и налево. Эти Верноны, знаете ли, редко общались с нами, с деревенскими. Считали себя лучше других просто потому, что у них были лишние деньги, чтобы тратить их на большие дома и дорогие машины. А это вовсе не так. Деньги еще не делают человека достойным уважения, правда ведь? И нравственности у богачей ничуть не больше, чем у нас. Из нас многие тоже хорошо понимают, что такое хорошо, а что такое плохо. И если хотите знать, скорее всего Верноны, со всеми их деньгами, давно забыли об этом.

Тэйлби слушал невнимательно. Его взгляд перешел на кухонное окно, за которым виднелся огородик, где какие-то овощи старались пробиться сквозь стену сорняков. Под крышей хилой садовой беседки свила свои гнезда стайка ласточек — сейчас все они дружно мыли свои крылья в пыли перед крыльцом. На заднем дворе низкая изгородь отделяла огород от поля. Для любого, кто решил бы подойти к дому со стороны поля, а не со стороны дороги, она не представляла никакой проблемы.

— Итак, вы считаете, что между вашим сыном и Лаурой Вернон не было никакой связи, кроме того факта, что она была дочерью его работодателя? Он что, так прямо вам и сказал?

— Да. Да, я уверена, что все так и было. Он называл ее заносчивой соплячкой или что-то в этом роде.

— А почему именно так? У него что, были на это какие-то причины?

Миссис Шерратт скорчила гримасу, что, по мнению Стюарта, свидетельствовало о напряженном мыслительном процессе.

— Первый раз он ее так назвал вскоре после того, как начал там работать. Кажется, он с нею сцепился.

— Мы сейчас говорим о Лауре, правильно?

— А я так и сказала, разве нет? Однажды днем она не пошла в школу. То ли каникулы, то ли еще что-то. Точно не знаю. Он сказал только, что она была в саду и пыталась оценить его, задавая всякие вопросы. Ли сказал, что отпустил какую-то шутку, а она разозлилась. Посоветовала ему держать свои комментарии про себя и все такое. Когда он это все рассказывал, то был слегка ошарашен, и после этого она перестала ему нравиться.

— А как вы думаете, это не может быть как-то связано с его увольнением?

— Не знаю. Вы хотите сказать, что она разозлилась на него и пожаловалась папаше? Не знаю. Знаю только, что ничего плохого он не сделал, — уверенно заявила Молли.

— А вы не думаете, что Ли мог попытаться встретиться с Лаурой, после того как ее отец выгнал его?

— Нет, не думаю. Думаю, что, наоборот, он был рад избавиться от нее. Он до нее вообще не хотел касаться, ни в каком смысле.

— Миссис Шерратт, а куда Ли обычно направляется, когда исчезает на день-два?

— Не знаю, — ответила женщина. — Он мне не докладывает.

— Но не к своей девушке?

— Сомневаюсь. Ну, да вы сами можете у нее все узнать, ведь правда? Я ведь сообщила вашим людям ее имя и адрес!

— Да, я знаю, — вздохнул Тэйлби.

Они уже допросили и эту девушку, и несколько других, имена которых были сообщены им собутыльниками Ли. Даже если он всерьез собирался жениться, это не заставило его отказаться от окучивания доброй половины женского населения долины. Но ни одна из них не призналась, что знает, куда Ли исчезает во время своих отсутствий. Полиция уже успела произвести обыск в его доме в тупике, перетрясти его комнату и буквально по доскам разобрать беседку в саду.

— И вот еще что! — произнесла Молли, как будто неожиданно вспомнив что-то важное. — Ведь этой девице из «Вершины», ей ведь было всего пятнадцать, правильно?

— Вы правы, миссис Шерратт.

— Так о чем же может идти речь?

Выйдя из дома, Тэйлби вновь подошел к «Воксхоллу».

— Подождите несколько минут, а потом вновь проверьте эту беседку на заднем дворе, — приказал он. — Только не слишком шумите. Никогда не знаешь, а вдруг этот «святой Ли» сумел вернуться каким-нибудь мистическим способом…

* * *

Хелен Милнер нашла своего деда сидящим на валуне, который валялся на тропинке, ведущей к Вороньему склону. Место легко было определить по висящим над ним клубам дыма. Старик сидел, расставив колени и выпрямив спину, как будто под ним был не валун, а один из домашних стульев с твердыми спинками. У его ног грызла ветку Джесс. Она уже успела разорвать в клочья кору и теперь занималась мягкой сердцевиной, куски которой сыпались на землю, как конфетти. Собака осторожно взглянула на подошедшую девушку и возвратилась к своему занятию. Ее острые зубы, вгрызающиеся в древесину, ярко сверкали.