Чёрный Скорпион

— Как угодно леди. — И, кряхтя, взгромоздился на место штурмана. Все же у нее была маленькая машина.

И мы поехали. По адресу, который после завтрака нашла в своей записной книжке Вика.

Справа мелькало желто-голубыми искрами море, а слева пробегали солидные дома и несолидные домики, одинаково утопающие в яркой зелени деревьев, кустарников и плюща. Маргарита вела машину уверенно и спокойно — ну, конечно, не так виртуозно, как вел бы ее я, но тоже и ничего.

Мы направлялись в пригород в поисках улицы Цветочной (прямо как в книжке про Незнайку) и дома номер тридцать шесть. И после недолгих расспросов прохожих наша "Мазда" остановилась возле палисадника, огороженного неоцинкованной рабицей, которая вся заросла плетьми самых разнообразных съедобных и несъедобных вьющихся растений.

— Вот эта улица, Рита, — сообщил я. — Вот этот дом.

Она отозвалась:

— Вижу.

Я открыл дверцу и выкарабкался из машины.

— Ждите, я скоро.

Но она тоже выскочила на пыльную дорогу. Пулей.

— Я с вами!

А вот это не входило в мои планы. Мало ли как там все повернется? Одно дело, если этот Валентин ни в чем не замешан, но совершенно другое, коли у него рыло в пуху. Тогда возможны всякие неприятности — и легкая матерная перебранка, и крупная кулачная потасовка, и, чем чёрт не шутит, может даже пальба.

— Нет, — твердо сказал я. — Нет, Рита, вы будете ждать и прикрывать меня с тыла.

Но она сверкнула глазами как рассерженная сиамская кошка:

— Еще чего! Я не собираюсь сидеть тут одна как дура! — И с силой захлопнула дверцу.

— Но послушайте… — попытался воззвать я к ее благоразумию.

— И слушать не буду! И потом, разве не может случиться, что, вернувшись, вы обнаружите в машине мой хладный труп с простреленной грудью?

— Левой? — невинно поинтересовался я.

— Ну не правой же!

Я поморщился:

— У вас, милая, очень богатое воображение, и вам непременно надо попробовать писать детективы. Однако сейчас чрезмерные фантазии нам ни к чему.

Если бы она была, к примеру, породистой кобылой, то я бы, наверное, сказал, что она взвилась на дыбы. Но она не была кобылой, и я так не сказал.

— Фантазии?! — зло прошипела она. — Так значит, убийство моего мужа это фантазии?! И тот ужасный звонок — это тоже фантазии?

— Да послушайте же, — рассердился наконец и я. — Сергея действительно убили, но вам-то о чем беспокоиться? Угроза по телефону? Это может быть идиотской шуткой. Но вот если.. — Я устремил на нее свой самый проницательный и испытующий взгляд. — Если это не шутка, значит, Маргарита, вы чего-то не договариваете. А раз вы что-то скрываете, то и я, простите, лишаюсь возможности помочь вам.

И она вся вдруг как-то увяла и сникла.

— Но я правда сама ничего не понимаю и ни о чем больше не знаю.

— Тогда мне не ясны мотивы человека, угрожавшего вам, — буркнул я и добавил: — Если, конечно, вы не водите меня за нос.

Ответом был лишь молчаливый, но зато такой красноречивый взгляд, что я смешался и полувиновато проворчал:

— Ладно, сдаюсь. Только учтите, что хладный труп с грудью из вас так же легко сделать и в этом веселеньком, — кивок на окрашенные в попугайский желто-зеленый цвет стены, — домике, как и в машине.

— Да пошли вы!.. — сказала Маргарита и, нервно поправив на плече ремешок сумочки, уверенно направила стопы своих умопомрачительных ног прямиком к старой облупленной калитке.

Я вздохнул и покорно поплелся за ней, не забыв, впрочем, окинуть напоследок цепким орлиным взором тыл и фланги нашего маленького подразделения.

Все было чисто, и у калитки я опередил Маргариту и, оттеснив своим крупом в сторонку, негромко свистнул. Пояснил:

— А вдруг собака.

Собаки, похоже, не было, и, откинув щеколду, я вошел во двор. Маргарита — за мной. Мы чинно прошествовали к невысокому крылечку, и, поднявшись на пару ступенек, я постучал — звонок на двери отсутствовал. Да и вообще, даже самого беглого взгляда на дом и окружавший его запущенный двор, плавно переходящий в заброшенный сад, было достаточно, дабы сообразить: если владельца всего этого великолепия что на свете и интересует, то никак не благоустройство домашнего гнезда и быта.

На первый стук никто не отозвался.

Никто не отозвался и на второй. Я молча переглянулся с Маргаритой, собираясь уже разворачивать оглобли восвояси, но тут за дверью что-то загромыхало (пустое ведро или таз), потом раздалось сердитое бормотанье с употреблением имен прилагательных, существительных и глаголов, кои я, пожалуй, приводить не стану, и нетвердые, спотыкающиеся шаги.

А потом дверь широко распахнулась, и на пороге во всей красе нарисовалась хозяйка этих шагов и глаголов, которая уставилась на нас мутноватым, но от того не менее настороженным и подозрительным взором.