Да, наверное, и в таких делах, как мои, также существует понятие критической массы. И закон перехода количества в качество тут, увы, действует тоже (это насчет "чёртовой матери"). И я знал об этом, знал, сталкиваясь с подобным собственным состоянием и настроением уже не единожды. Но постепенно ведь неприятности забываются, и, отдохнувши от одной передряги, человек, как правило, влипает по-новому…
Я словно робот крутил баранку, переключал скорости и жал то на газ, то на тормоз, а в глазах стояло лицо девчонки, которая осталась лежать на великолепном персидском ковре. Сколько ей было? Двадцать? Навряд ли больше. А двадцать один не будет уже никогда… А Анастасия? Та-то еще моложе! Но Анастасия, скорее всего, была связана с бандой постольку-поскольку — играла роль подсадной утки, может, выполняла еще какие-то мелкие поручения, в том числе и "постельного" характера, тогда как погибшая сегодня девушка действительно была достойным противником — не чета тем троим. И если бы не опыт и доведенная до автоматизма реакция, она бы наверняка разделалась со мной, — судя по всему, подобная практика у нее имелась.
Да, я жив.
П о к а — жив.
Но что будет дальше?
М-да-а… от моей недавней самоуверенности не осталось и следа. Перед мысленным взором стремительной чередой пронеслись образы мертвецов — от Серого до девушки в двухэтажном доме (кстати, я же еще не сказал "Дублеру" о парнях в городской квартире Валентина): люди застреленные, забитые, а один даже с вязальной спицей в животе… И, ей-богу, я вспотел. Вспотел в том числе и от возникшего внезапно ощущения глухой стены перед собой.
Ну посудите сами: сколько времени я здесь уже пробыл, сколько дров успел наломать — и всё без видимого толка, до убийцы Серого так и не добрался…
Стоп! А может, добрался? Может, он уже мертв, но я-то этого не знаю! И никто мне ничего не говорит. Да к тому же для многих я ведь действительно вроде ни при чем. Просто товарищ покойного, который остался на некоторое время, — утешить бедную вдову и т. д. и т. п.
…Да, таков я для многих. Но не для всех. Обольщаться больше не стоит: Человека-Невидимки из меня не вышло, хорошо хоть, что сегодня не наследил и припаять мне последних четверых будет очень и очень проблематично.
А в башке полный сумбур — столько событий и людей, живых и уже мертвых, связанных между собой чьим-то долгоиграющим трагическим, на первый взгляд, идиотским сценарием: от Маргариты до, пардон, Лолиты.
Ах, Лола-Лола… Ну, теперь ты так просто от меня не отделаешься. Всё! Никакого ложного благородства и романтизма! Уж теперь-то я заставлю тебя выложить не только то, что ты знаешь, но даже и то, о чем покамест сама не догадываешься!
Надеюсь, у меня это получится.
Глава шестая
Как часто какая-нибудь мелочь, сущая ерунда спасает нас от очень больших неприятностей.
В данном случае такой неприятностью могла бы стать тяжелая дверь веранды, потому что, увидев меня, знойная Лола в последний момент сделала акт, не совсем характерный для представительниц так называемого слабого пола: вместо того, чтобы, как подобает испуганной даме, попытаться запереть дверь изнутри, она шарахнула ею в моем направлении так, что если бы не успел вовремя подставить ногу, моя физиономия превратилась бы в плоский кровавый блин и Луи Армстронг до конца жизни стал бы для меня недостижимым эталоном не только музыкального мастерства, но и мужской красоты.
Однако я успел. Подставить ногу. Нога скрипнула, но все же выдержала бешеный натиск разъяренной самки, и лицо мое осталось целым. Эх, сколь надолго?
Слушайте, почему-то мои взаимоотношения с женщинами в данном турне складывались явно ненормальным образом. Что явилось тому виной? Думаю, одно из двух: либо аборигенки были какие-то не такие, либо я в водовороте последних событий умудрился растерять даже и остатки элементарного мужского обаяния. А может, мне просто не шла борода?
Вот и сейчас. С этой гадской Лолой. Мы стояли и, точно набрав в рот воды, молча пялились друг на друга. За час с небольшим моего отсутствия дама успела переодеться в короткую рыжую юбку и вызывающе обтягивающую незаурядный торс пляжную майку, так что теперь не только глаза, но и большие, торчащие как боксерские перчатки груди были грозно направлены на меня. Как выглядел на этом ярком фоне я — не знаю, но полагаю, что гораздо бледнее: ее поистине убойным козырям мне противопоставить было нечего. Однако несмотря на лихую позу, даже без микроскопа было заметно, что Лола не в своей тарелке. Нет, конечно, она понимала, что мой визит не связан с благотворительной раздачей новогодних подарков, тем более что на дворе стояло жаркое лето, но рискну предположить, что не только и не столько мое появление заставило внезапно побледнеть ее лицо, а и нечто иное.
Что?
Леший его знает! Воображать можно всякое, но, глядя, как женщина чуть не до крови закусила губу и как дрожат ее руки, я подумал, что не я для нее Сцилла или Харибда. Ну а коли проще — то и дураку стало бы ясно: Лола смертельно боится. И не меня. То есть, меня, возможно, тоже боится, но пока не смертельно.