Чёрный волк

– Да плевала я на ваши часы! Мне все равно, пойдут они или нет! Мы рискуем жизнью будущего директора, мы не найдем другой такой! Будет миллион возможностей попасть в закрытые вселенные, но мы не должны рисковать жизнью и целостностью ребенка. Мы не то что не должны, мы не будем! Отправь свой отряд «Розовые сердца», выживут – их счастье, сделаем Серафиму директором… – она вдруг остановилась. – Да даже если не сделаем…

– Не стоит продолжать эту мысль, Розалиция.

– Я не имею ни малейшего представления, как нужно действовать в ближайшее время, – после долгого молчания, ответила она.

– Точнее?

– Я не знаю, что делать. Я совсем не знаю, что нам делать.

– Спросим у нее.

– Не сейчас, она обижена.

– На тебя что ли?

– Да.

– Кто ей разрешил?

– Мы все.

***

У одиноких во всем свои порядки: они сами решают, как будут жить, как устроят свое существование и как будут решать свои проблемы. Очень частой проблемой современных детей стало незнание того, чего они хотят в целом. Цели нет, желаний тоже. Серафиму очень волновал этот вопрос, не часто, но иногда она прибегала к медитациям, чтобы понять, чего она хочет и как действовать дальше.

Становиться директором, особенно в ближайшее время ей не особо хотелось, быть всегда дружной с директором и обращаться к ней как к матери в сложных жизненных ситуациях было уже ближе, но возможность того, что в скоро времени ее могут потерять безвозвратно, пугала до чертиков.

Неожиданно для себя Серафима пришла к мысли, что людей она не любит, ей бы бороться за жизнь, а не рукой водить да командовать. Зачем тогда становиться директором? Или возможно совмещать все свои желания?

Стук в директорскую дубовую дверь, даже за толстыми стенами был слышен спор без участия Розалиции.

– Тихо! – рявкнул Верховский. – Зайдите.

Серафима осторожно приоткрыла дверь и окинула взглядом всех собравшихся, людей с темными лицами в белых костюмах, она их сразу узнала, Верховский, сколько раз не заговаривал о них, порывался послать всех разом к чертям, как только увидит снова. Видимо, он уже это сделал.

– Это она? – спросил главный с цепью на шее.

– Какая разница? Любой тут предоставляет для вас опасность галактических масштабов.

Таким Верховского Серафима еще не видела. Но люди ему, почему, то, не верили, лишь ухмыльнулись.

Розалиция молчала, сложив ладони под подбородком, неподвижно, как ледяная скульптура, сверля белым взглядом пространство впереди себя.

– Выйдите немедленно, и, если объявитесь снова – будет отдан приказ боевому отряду стереть вас с лица бытия.

Все посмотрели на директора. Она лишь улыбнулась и качнула головой в бок.

– Директора у нас что надо, – проговорила она холодным голосом, леденящим кровь, – из года в год, из поколения в поколение, в какой бы срок вы не пришли сюда – получите от ворот поворот.

Главный темный фыркнул.

– У вас даже выражения тех времен.

– В этом суть, товарищи, – она развела руками, – если не хотите известного исхода, который, поверьте, вам сможет обеспечить каждый в этой академии, советую остановиться сейчас и больше никогда не попадаться в поле зрения, – Розалиция раскрыла широко глаза, устремляя белые зрачки в душу главаря, пронизывая его сознания насквозь, – уж поверьте, я и без рук вам зубы на живую вырву.

Когда все вышли, Верховский походил кругами по кабинету, отпил малиновой жидкости из графина и сел недовольно на стул в углу.

– Нельзя было им этого говорить.

– Ничего страшного, Серафима знает, что с ними делать, – спокойно ответила Розалиция и повернулась к окну.

– Да, после такого все вопросы разом должны сняться.

– Я, кстати, за этим и пришла, – начала Серафима, – что, если я не хочу быть директором?

Розалиция посмотрела на нее немного мягче, чем на того человека в белом костюме. Верховский в углу тихо рвал волосы на голове.

– Ты им будешь.

– Хорошо. Можно я пойду?

– Да. Нет, стой. У тебя неделя на то, чтобы подготовиться к перемещению в 24 год. Мы все решили и задокументировали.

– А что по поводу должности?

– Об этом потом, но как только ты вернешься с успехом, ты официально станешь следующим директором в случае моей смерти.

– А смерть… все-таки не предотвратима?

– Серафима, – Верховский встал, – пойдем, есть, о чем поговорить.

На улице валил снег крупными хлопьями. По переходу в заброшенную часть академии не бродили даже заядлые искатели приключений, Серафима сама там ни разу не была. Несколько десятилетий назад заброшенный корпус стал местом одного из самых кровопролитных побоищ в истории академии, причиной чего был вышедший из-под контроля эксперимент, с тех пор инкубационные работы были прекращены.

Верховский остановился на середине перехода и оперся локтями о перила.

– Дальше не пойдем, – он долго молчал, лицо было напряжено. – Ты хотя бы предполагаешь, почему именно ты станешь директором?

– Нет.

– Потому что ты живая, и отличаешься от всех других мышлением, которое поможет справиться со всем, что уготовила академия.