– Ты всё-таки догадался! Мне так приятно, что ты навестил меня здесь… – остатки плоти на черепе подёргивались в такт произносимым звукам, но Свен больше не обманывался – это лишь морок, и он не может говорить. – Хочешь взглянуть, чем всё завершится?
– Нет. Я пришёл, чтобы остановить тебя. Просить, умолять, – подавив отвращение, он взял её костлявую ладонь в свою.
Жуткая всадница неотрывно смотрела на какую-то точку на горизонте. И снова из её лишённого возможности говорить горла полился звук:
– А я не хочу больше мучиться. Я хочу жить. Как раньше – быть прекрасной и смеяться. Любить и дышать… Как тысячу лет назад! – мутные провалы цвета тины вонзили взгляд в почти белые глаза островитянина. – О, как была прекрасна эта земля! Как удивителен был наш народ…
– Это вы построили мост?
– Да. Он – всё, что осталось от моего города, что стоял здесь до большой битвы, в которой боги схлестнулись друг с другом. Страшные волны грома, ветра и воды били в наши стены, и они смели дома и сады, погребли под толщей грязи всех, кто не успел спрятаться. А те, кто спустился в глубокие подвалы в поисках убежища, уже больше никогда не покинули их. Каждую ночь я вновь переживаю эти муки и пытаюсь вернуть к жизни моих любимых.
– Для этого ты берёшь жизни людей?
– Конечно. А сегодня я возьму к себе твоих спутников и тебя.
– Но я могу избавить тебя от этого. От этой не-жизни и не-смерти. Я разобью своды подвала, и подниму на свет ваши останки, и предам их земле. Или, если захочешь, устрою вам огромный погребальный костёр. И ты обретёшь покой. И люди останутся живы! Не множь смерти и свои страдания.
Беата будто бы пропустила его слова мимо ушей.
– Если бы ты остался сейчас с ними, ты бы видел, что ваша девушка слишком много танцевала и кружилась в душном зале. Сейчас она без сил упадёт на колени моему младшему брату и уронит из носа на ладонь несколько капель крови. А он будет душить её в объятьях до тех пор, пока не обретёт вновь голос и силы. Мальчик, наконец, заберёт цистру из мёртвых рук музыканта…
Свен не собирался слушать это до конца. Оставался последний аргумент.
– Хватит! Посмотри на меня!
Призрак повернул к нему голову.
– У меня есть то, что принадлежало тебе, – островитянин раскрыл ладонь, в которой поблёскивала серебряная подвеска. – Я отдам её тебе.
– Как ты достал её? Отда-ай! – захрипела и застонала всадница.
– Только в обмен на жизнь моих друзей, – серебро скрылось в кулаке.
– О-о… – тёмные кости затряслись, – чтобы успеть, садись мне за спину!
Свен вскочил на спину призрачного коня легко, будто бы поднятый ветром.
– Держись за меня! – прохрипело спереди. Подавив бунтующий желудок и дыша сквозь зубы, он обхватил обеими руками то, что когда-то было талией.
Конь под ними дёрнулся, припал на задние ноги и одним головокружительным прыжком преодолел расстояние до земли. Следующий прыжок, от которого из глаз посыпались искры, переместил их под дверь постоялого двора. Через два шага они стояли посреди душного зала, успев ровно за мгновение до того, что вот-вот должно было случиться.
– Останови их! – рявкнул на всадницу Свен.
– Мм-м-м… – она явно не хотела подчиняться, дрожала всем телом, потрескивая оголёнными суставами.
– Ну же! Ты же хотела избавления от мук! Ты жаждала то серебро!
– Останови-итесь!
Замерла девочка, висевшая на Кромме, как собачонка на медведе: челюсти её не успели сомкнуться на его шее. Нож выпал из рук лохматого мальчишки. Шайлен высвободилась из смертельных объятий бессловесного юноши, соскользнула на пол, размазывая кровь по щекам.
Свен, слез, наконец, со спины конского трупа. Его била крупная дрожь и немилосердно мутило.
– Ах, – нежно выдохнула не живая и не мёртвая всадница. – Я передумала! Одну жизнь я всё-таки заберу с собой. А чью – решать тебе.
Лёгкий пар поднимался из подлеска навстречу пронизанному солнцем лесному своду. Между деревьями гудели дикие пчёлы. После затянувшегося ненастья день, наконец, обещал быть жарким и безоблачным.
Выехав на луг, всадник избавился от куртки, спасавшей от сырой прохлады, затаившейся в подлеске. По открытому пространству лошадка пошла бодрее, покрутила ушами и, подняв голову, тоненько заржала. Спустя пару секунд над лугом прокатилось ответное ржание.
– Ага! Учуяла, значит. Ну поехали, поглядим, что там у нас.
Тропинка обогнула несколько отдельно стоящих высоченных сосен и уткнулась в раскрытые ворота. Аккуратный дворик с песчаными дорожками вокруг крупного строения с нависшим вторым этажом ломился от побитых вчерашним градом цветов.
Снятая с петель дверь стояла тут же рядом. На чудовищно грязных ступенях валялись обломки досок и кучка кирпичей. Откуда из-за дома снова донеслось ржание. Лошадка под всадником тут же ответила.
– Ну кто там ещё? – из дома, тяжело дыша, вышел уставший человек. Он был по пояс гол и весь перемазан кирпичной пылью и грязью. – Нужно что?
– Да вот, еду мимо, решил заглянуть.
– А… Ну тут лучше мимо, – он вытер пот со лба. – Дурное место.
– Живёшь, что ли, здесь?
– Ещё не хватало. Тут кости древние надо похоронить, чтоб не беспокоили. Пришлось задержаться.