Чёртов плод

Он отпустил локоть девушки, запахивая на себе куртку, и внезапно замер, озадаченно глядя на её лицо, освещённое желтоватым светом уличного фонаря:

– Слушай, Верена, а ведь я тебя знаю… точно знаю, у тебя же и имя такое редкое. В пятом классе, танцевальная школа в Гамбурге, помнишь?..

* * *

В холле рядом с почтовыми ящиками опять едко воняло подгорелым маслом, словно на задворках какой-нибудь дешёвой придорожной забегаловки. Трубка дневного света над стеклянной входной дверью то и дело помаргивала, издавая мерзкий звук, похожий на громкое жужжание одной из крылатых цитадельных тварей.

Кейр мельком глянул на отражение своего бледного, осунувшегося лица в зеркальной стене холла, с дребезгом захлопнул ящик, яростно выругался, подскользнувшись на прилипшем к влажному блестящему полу кленовом листе, формой напоминавшем раздавленную лягушку, и пошёл вверх по лестнице, на ходу открывая плотный жёлтый конверт.

«Социально-реабилитационный центр имени Святого Джеймса просит перевести оплату за октябрь в течение десяти дней с момента получения настоящего уведомления. Счёт организации…»

Чёрт. Впрочем, ладно. Бабла не жаль. Чем дольше мама там пробудет, тем лучше будет для неё. Когда же он в последний раз её навещал? Кейр захлопал себя по карманам (да куда он успел снова засунуть ключи?!), потом опять чертыхнулся, уже чуть было не выронив ключи на пол, и спустя минуту наконец распахнул тяжёлую деревянную дверь своей квартиры.

Надо будет сказать Майки, пускай разберётся, с какого счёта лучше будет платить…

Кейр бросил письмо на обшарпанный столик посреди гостиной и ногой открыл дверь спальни. Здесь было привычно душно и сумрачно; за прикрытым пыльными жалюзи окном, мерно стуча по наличнику, моросил мелкий тоскливый дождь.

Ну вот и всё… всё кончилось.

Он опять дома.

Офонареть можно, всего три часа пополудни, а чувство такое, словно он уже сутки на ногах. Вся эта сегодняшняя сцена… она ведь произошла только шесть часов назад, а кажется, как будто прошло уже несколько дней.

Парень остановился в дверях, неподвижно уставившись на висящую на гвоздике над кроватью бейсбольную перчатку-ловушку. Эту перчатку вместе с мячом, подписанным когда-то своему отцу аж самим Джозефом Джираржи, Хота, кажется, дарил Кейру ещё на прошлое Рождество…

«…чёрт тебя дери, Хота…»

Парень зашвырнул в угол сдёрнутую с плеч косуху и со стоном рухнул на смятую постель, сжимая в кулаках волосы.

– Твою мать, твою мать, твою ма-а-ать…

Кейр держался целый день, держался на каком-то странном, безразличном автопилоте. Он держался ещё, когда они оставили бесчувственного Хавьера на скамейке на окраине пустынного по случаю внезапно испортившейся погоды Сансет-парка, и потом, когда он велел ухмыляющемуся Кривому набрать «девять-одиннадцать» («А стоит ли, босс? Костоправы ведь обязаны будут…» – «Заткнись и делай, что тебе сказано. Он ни о чём не станет трепаться…»), и ещё позже, когда Тео приволок его в Гарлем к этим своим долбаным сектантам… у Кейра не было ни малейших сомнений в том, что уж Тео-то наверняка читал его сегодня как открытую книгу, но нужно было бы начисто утратить инстинкт самосохранения или просто быть уже конченым идиотом, а не оруженосцем тули-па, чтобы начать разводить нюни в присутствии своего делателя…

И вот сейчас, закрыв за собой наконец дверь квартиры и оставшись в одиночестве, Кейр почувствовал, что у него нет больше никаких, совершенно никаких сил держаться дальше.

Воспоминания захлестнули пронзительной ледяной волной, словно какое-то грёбаное цунами; от них сводило желудок и мучительно кололо где-то в груди.

…он ведь даже не сопротивлялся. Совсем. Как соломенная кукла… Даже ни разу не попытался ударить в ответ.

Только смотрел.

«Мы же с тобой отличная команда, ведь правда, Хота?»

Зажмуренные глаза Кейра отчаянно, предательски зажгло, словно в них сыпанули пригоршню песка, и парень упрямо заставил себя открыть их снова, чувствуя, как частые горячие капли медленно сползают по его вискам, путаясь в густой растрёпанной шевелюре.

«Слабак, – сказал он себе, глядя на висящую на двери деревянную мишень для дартса. – Давай, похнычь мне ещё тут… сопливая барышня…»

Парень с силой сжал и снова разжал когтистый кулак – и мишень с грохотом обрушилась на пол, расколовшись сразу на несколько частей.

Слюнтяй и слабак. Жалеть, просить и прощать…

«Я тебя очень прошу, просто отпусти меня, Кейр».

Разбитый нос, кровоточащие губы, гримасы боли, искажающие заплывшее лицо.

«Только рабом или слугой».

Улыбающийся Вильф складывает руки на груди.

Рабом или слугой.

Кейр с силой потёр руками лицо.

Твою же мать…

Он перекатился на бок, вслепую вытащил из никелированной прикроватной тумбочки на колёсиках квадратную бутылку виски с блестящей чёрно-белой этикеткой, нетвёрдыми пальцами отвинтил крышку и стал торопливо пить из горлышка, словно воду.

* * *