Численник

Посреди леса, или посреди поля,
или посреди улицы, где псина хвостом виляет,
телефонный звонок: Оля?
И никого это не удивляет.
Человек идет и говорит громко,
а ни с кем в пределах видимости,
только в ухо, где перепонка,
вставлена проволочка для слышимости.
Человек связывается с человеком
еще и так, и так, и вот эдак,
внемля древнейшим заветам,
что человек – случай, а случай редок.
Я говорю, что люблю, и слышу в ответ то же,
мы расстались только что, но голоса на связи,
я еще ощущаю тебя всею кожей,
и вдруг молчание на полуфразе.
Мертвый эфир, и душа помертвела,
ни шороха звезд, ни звука вальса,
такое, видите ли, техническое дело:
разрядился или сломался.
О, кто-нибудь не дебильный,
существо продвинутое и умелое,
приди, почини мой мобильный,
чтобы нам опять связаться в одно целое!

1 декабря 2007

«Птица поет в белоснежном лесу…»

Птица поет в белоснежном лесу,
матовый шар превращается в огненный,
жизнь за спиной, как котомку, несу.
В чудном стекле, как бы выгнуто-вогнутом,
шар, он же глаз, держит тяжесть мою,
в легкость ее превращая промысленно,
солнечный ветер осмысленно пью,
хмелем морозным хмелею умышленно.
Пьяница жизни, доглядчик за всем,
в фокусе взгляда с волшебным исходом,
ох, непроста, непроста я совсем!
Знает о том, Чьим являюсь исподом.

1 декабря 2007

«Жизнь непереносима …»

Жизнь непереносима —
когда счастье сменяется несчастьем,
и счастья слишком мало,
или оно слишком коротко,
и мучает непонимание
и одиночество.
Но стоит перенести
измену и разрыв,
предательство и утрату,
гибель близкого человека и гибель дома,
болезнь и бессилие, —
она видится прекрасной.

4 декабря 2007

«Выращиваю любовь…»

Выращиваю любовь,
как выращивают куст колючий,
с раненьем кровавым лбов
и горючей слезой неминучей.
Солью с перцем – твоя голова,
а была вороненой.
Проращиваю слова,
как проращивают хлебные зерна.

11 июня 2008

«Капризница, чудо, дитя…»

Капризница, чудо, дитя,
зрачками смородины мокрой
ты смотришь мне в душу, спустя
ту вечность, что в горле прогоркла.
Сознания порвана нить,
иглою укол подсознанья —
вернувшись домой, позвонить,
спросить: а ты слышала, Таня?
Ты слышала, сколько любви,
признания столько и славы,
что тяготы, Таня, твои,
самой показались бы слабы…
Привычка пускай пустяком
порадовать, пусть простодушно,
вестями, что шли косяком,
а ты им внимала послушно.
Нет Тани.
В назначенный срок
порогом превышенным боли
ушла за незримый порог
в последней несыгранной роли.
Прозрачного крепа волна,
подсвечены три манекена,
пустует печальная сцена,
и нежность разлита сполна.
Куда эту нежность девать,
актерка, капризница, стоик?..
Не стоит об этом гадать
и плакать об этом не стоит.