Численник

Не целована много лет,
а привычка, что целовали,
держит дома любви скелет
там, где платья, пальто и шали.
Надевая любимую вещь,
направляясь в концерт и в аптеку,
вся не здесь, и какая-то взвесь
провожает ее на потеху.
И стоит, высока и бледна,
в книжной лавке средь книжных новинок,
не одна, никогда не одна, —
где-то синий растет барвинок.
Целовались в росе и цветах,
юны, веселы и сугубы,
детский, женский, единственный страх,
что закончатся эти губы.
Эти кончились. Кончились те.
И еще не однажды, не дважды,
в женской, девичьей простоте
умирала от новой жажды.
И барвинки, как прежде, цвели,
и прохлада ночей пробирала,
и загадка манила вдали,
и опять всякий раз умирала.
Выжив, тот открывает шкаф
со скелетом любви пропащей
и твердит, как армейский устав,
планы жизни своей настоящей.

19 января 2009

«Живые плоды…»

Живые плоды
на февральских, на мертвых деревьях,
в отраженье из черной воды
ветки черным играют на нервах.
Расселись на вервях,
все в перьях, занятные фрукты,
пером или кистью рисованы
воображенья продукты?
Да нет же, живые,
взлетают и реют свободные птицы,
и стая, кружа, на февральское небо садится.
И, перистым облаком перья на миг распушая,
мне знак подает об игре,
что большая.

Февраль 2009

«Модели Леты: Мандельштам и Модильяни…»

Модели Леты: Мандельштам и Модильяни.
Модели лета: ню, нагие девы-лани.
Край белый света: власть протягивает длани.
Прожить все это предстоит Горенко Ане.
Модели лота: сплошь стихи и сплошь картины.
Вдовою Лота – Анны путь, земной и длинный.
Ценой свободы и ценой отлова
два Гумилева,
младше Коля, старше Лева.
Подумать только,
сколько
стоит царственное слово!
Народ согбенный у казенного отверстья,
почти над бездной, в ожидании известья, —
губами синими шепча, чтоб были живы,
Горенко против палача.
Смотри архивы.

18 марта 2009

«Конечность жизни. Галка на заборе…»

Конечность жизни. Галка на заборе.
Куда уж проще – пареная репа.
Действительность разумна и нелепа
и состоит из маленьких историй.

Одна – моя. На сломе вех и века,
когда конец пришел тысячелетью,
напоена нектаром, бита плетью,
я знаю, чем кончается потеха.

Потешные поступки как покупки,
ненужные, никчемные, пустые.
А за плечом несчастная Россия,
всех надувая, надувает губки.

Раскрашена, накрашена девица,
в телеэкране ловит отраженье:
пред тем, как в гроб случится положенье —
раскрашивают мертвым лица.

До крови рот обветренный кусая,
себе и ей гадаю новой жизни,
без лжи, без позы, зла и укоризны.
И на лицо ложится тень косая.

Не отделиться и не разлепиться,
не отодрать вины и наказанья.
Мильонный случай частного терзанья.
Взлетает с черного забора птица.

29 июня 2009