Читаем Чиста Английское убийство полностью

Самое любопытное -- что "конспирологи" при этом обходят вниманием одно реально важное и крайне подозрительное обстоятельство, а именно: та смертельная колотая рана была нанесена "поэту и шпиону" в ПРАВЫЙ глаз. И выразительнейшую лакуну в протоколе на месте описания той финальной схватки ("И так уж оно случилось, что" -- "вот вам труп!") мы объясняем именно тем, что обвиняемый со "свидетелями"-соучастниками (при том, что все они, повторим, люди опытные и хладнокровные) так и не сумели выдумать -- во внезапно возникшем цейтноте -- сколь-нибудь внятное объяснение той ране в правый глаз при отсутствии среди них хоть одного левши... Таки да -- пацаны спороли косяк, по-настоящему крупный; и ихнее счастье, что выводить их на чистую воду в задачи "спец-коронера" Данби, похоже, не входило...

Поскольку смущенное молчание про тот правый глаз затянулось почти на век, неомарловианец Питер Фэри (2005), сжалившись над своими, почти уже вымершими -- хоть в "Красную книгу" заноси -- оппонентами из "партии спонтанной самозащиты", с небрежным великодушием подарил им искомую версию:

"Следует заметить, что история с "самозащитой" не настолько всё же невероятна, как посчитала де Кальб. Что там, однако, действительно невероятно, так это раны Фрайзера -- как они описаны. Раны на коже головы глубиной в четверть дюйма, оставляющие череп неповрежденным -- это звучит совершенно неправдоподобно. Хотя латынь оригинала вполне ясна (profunditatis quartii unius policis), может быть он [коронер] все же намеревался сказать "четверть дюйма шириной"? В этом случае вполне возможно, что нападающий Марло наносил удары по голове Фрайзера рукоятью ножа, а не лезвием*. Если Марло стоит над ним, с лезвием направленным вверх [т.е. Марло держит кинжал прямым, а не обратным хватом -- авт.], Фрайзер вполне способен, не оборачиваясь всем корпусом назад, перехватить запястье Марло и, почти рефлекторно отталкивая его руку прочь от своего скальпа, непреднамеренно направить лезвие прямо в глазницу Марло". В ПРАВУЮ глазницу -- бинго!!

-----------------------------------

*По части ран Фрайзера ему вторит представитель "партии ликвидации" Дэвид Риггс: "Коронер Данби говорит, что Марло атаковал своего компаньона острием ножа. Показания, однако, скорее свидетельствуют о том, что Марло (или кто-то еще) колотил Фрайзера по скальпу рукояткой его кинжала. Это было общепринятой практикой в драках Елизаветинской [эпохи] и имело четкий смысл. Такие побои означали, что вы хотите унизить противника, а не убивать его. Если бы Марло хотел убить Фрайзера, он должен был пырнуть того в шею. Раны на скальпе Фрайзера возникли в результате ударов, а не порезов (Riggs, 2004: p.334)".

-----------------------------------

Ясно, что версия Фэри (на которой сам-то он -- принадлежа к "партии эвакуации" -- ничуть не настаивает) лишь не противоречит элементарной биомеханике -- и только. Ведь тут требуется признать, что коронер Данби либо неспособен был отличить резаные раны от ссадин, либо сфальсифицировал протокол (и какая тогда цена тому протоколу в остальных пунктах?) В любом случае, нападение Марло -- в описываемом варианте -- никакой опасности для жизни Фрайзера, очевидным образом, не представляло, так что положение "партии спонтанной самозащиты" ни на йоту легче от того не становится.

...Приступая к разработке собственной версии происшедшего, мы для начала получили от "вышеупомянутых московских хирургов" экспертное подтверждение двух характеристик "вышеупомянутой раны в глазницу" (мгновенность вызываемой ею смерти плюс бескровность); после чего обратились к эксперту, сведущему уже не в починке людей, а в их грамотной порче.

Ознакомившись с текстом протокола, наш эксперт нашел содержащееся в нем описание убийства настолько невнятным, что "предмет для экспертизы отсутствует". Оценивая же версию Фэри, он произвел следственный эксперимент с участием автора (отведя ему роль героя фильма "Изображая жертву") и вынес заключение, что убить человека предложенным способом не представляется возможным: достать до мозга, пробив дно глазницы, можно лишь прямым горизонтальным уколом, нанося же удар под заметным углом (в данном случае снизу) вы лишь выбьете жертве глаз -- и не более того. (Нам показалось интересным, что в этом пункте наш эксперт фактически повторил заведомо неизвестную ему на тот момент аргументацию Танненбаума).

Перейти на страницу:

Похожие книги

ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ
ОТКРЫТОСТЬ БЕЗДНЕ. ВСТРЕЧИ С ДОСТОЕВСКИМ

Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»). Творчество Достоевского постигается в свете его исповедания веры: «Если бы как-нибудь оказалось... что Христос вне истины и истина вне Христа, то я предпочел бы остаться с Христом вне истины...» (вне любой философской и религиозной идеи, вне любого мировоззрения). Автор исследует, как этот внутренний свет пробивается сквозь «точки безумия» героя Достоевского, в колебаниях между «идеалом Мадонны» и «идеалом содомским», – и пытается понять внутренний строй единого ненаписанного романа («Жития великого грешника»), отражением которого были пять написанных великих романов, начиная с «Преступления и наказания». Полемические гиперболы Достоевского связываются со становлением его стиля. Прослеживается, как вспышки ксенофобии снимаются в порывах к всемирной отзывчивости, к планете без ненависти («Сон смешного человека»).

Григорий Померанц , Григорий Соломонович Померанц

Критика / Философия / Религиоведение / Образование и наука / Документальное