Чистая книга: незаконченный роман

– А с родни-то можно и не брать, – съязвил Серега Яковлев, которому сегодня выпало возиться с лучиной.

Все – и парни, и девки – дружно рассмеялись. Но только не Олена. Олена сидела за прялкой на передней лавке, и ни-ни – не то что головы не повернула, глазом не повела.

А как же! Из какого роду-племени? Какую фамилию носит? Ту, по имени которой деревня названа. А ты кто такой? Ты чем можешь похвастаться? Икотами?

В прошлый выезд из лесу, в разгар самой Масленицы, Савве взбрело в голову пригласить Олену скатиться на санках с ледяной горки. Христосуются же люди в Пасху. А почему нельзя прокатиться вместе?

Он подошел к ней по всем правилам деревенской учтивости.

– Олена Платоновна, не прокатишься ли со мной с горы?

– Премного благодарны, Савва Мартынович. Только твои санки мою тягость не выдержат. Приглашай кто полегче.

Да, вот так ответила Олена на Саввино приглашение. И Савва, который никогда за словом в карман не лез, тут не нашелся, что и сказать. Да и девки, вместо того чтобы поднять его на смех, прикусили язык. Потому что дерзость была неслыханная. Потому что где это видано, чтобы девка начала фыркать да показывать свой норов на игрище? Иди, окажи честь, раз тебе сделали уважение.

Савва распалился – притащил из дому навозные сани.

– Садись, Олена Платоновна! Эти, думаю, выдержат.

И не успела Олена Платоновна бровью повести, как он подхватил ее на руки, усадил в сани, на охапку соломы, затем быстро выкатил сани на ледяную улицу, что есть силы послал их вперед и сам вскочил на запятки.

И понеслась, полетела на навозниках первая хваленка Копаней. Под смех и хохот разодетой толпы.

Униженная, опозоренная, Олена, едва остановились сани, залепила ему оплеуху.

– Да ты что?… Это твоя благодарность?

Савва шутил, улыбался, хотя щека у него горела полымем, – тяжелая рука была у Олены.

Дорого обошлась ему шутка. Когда он, возвращаясь домой со злополучными санями, поравнялся со школой, на него напали три брата Олены, копаневские быки, как их зовут в деревне. И напали не с голыми руками, а с кольями.

На его счастье, в это время на дороге показался Ефтя Дурынин. Правда, Ефтя сперва позабавился, посмотрел малость, как загуляли колья по Саввиной спине, и только потом уж ввязался в драку. И тоже не столько ради защиты безоружного, сколько ради того, чтобы потешить себя, разогнать застоявшуюся кровь.

Братья Олены – Федоса, Спира и Лёля, один здоровее другого, низкорослые, грудастые, большеголовые, – были сейчас тоже на вечерянке. Перед приходом Саввы они с Мосей Постниковым и Никитой Мальковым резались в карты, но сразу, как только показался в дверях Савва, карты отложили.

Ефтя ткнул Савву в бок: не робей!

Робеть? Перед быками робеть? Ну нет, от него не дождетесь. Да, по правде сказать, он сразу и забыл про них.

На передней лавке сидит Олена – так разве ему с ее тупоголовыми братцами переглядываться?

Он понимал: нельзя выдавать себя, нельзя, как баран на новые ворота, глазеть на девку – глаза не слушались. Три недели на одни сосны да ели смотрели, а тут кого увидели? Царевну.

За кавалера возле Олены сидел Миша Чуркин, глуховатый белобрысый парень, и то ли уморился человек за день, то ли оттого, что Олена доводилась ему родней, но Миша откровенно позевывал.

И вот не он – глаза скомандовали ногам.

– Михаил, не устал еще лавку-то мозолить? Может, передохнешь маленько?

Миша встал без слова. Но вслед за ним встала и Олена.

– Посиди, посиди, Савва Мартынович. Я тоже от сиденья вся устала. – И, сунув прялку под мышку, поплыла, понесла себя на выход.

Вскоре за нею вышли из избы Федоса, Спира и Лёля. Эти теперь молчаливой тенью до самого дома будут тащиться за сестрой, чтобы ни одна собака, ни один лихой человек не могли приблизиться к ней.

Всё, решительно всё опротивело Савве. И закоптелая, похожая на овин, теткина изба (всю зиму посиделки), и Ефтя, с ехидной улыбкой посматривающий на него от порога (что? опять с носом?), и не в меру вдруг расходившиеся девки, которые, отложив в сторону прялки, решили напоследок поиграть в слепушку, то есть в жмурки.

Он боком-боком обошел играющих и вышел на улицу.

Было морозно, яркая луна стояла над Копанями. Поскрипывая сапогами, он медленно, с опущенной головой, побрел на деревню.

Тетка жила на отшибе, плохо расчищенная тропинка была сплошь истоптана валенками и сапогами. И он, прищуренным глазом вглядываясь в следы, старался отыскать след Олены.

15

Савва прожил дома два дня. Помылся в бане, съездил в лес за дровами, привез сена для Лысохи, на третий день с утра, еще затемно, выехал на Вонгу, да не один, а и Ваню прихватил с собой.

– Раз с монахами не ужился, – сказал Савва, – уживайся с соснами да елями.

Ваня был рад-радехонек. Ему до смерти надоело безделье и затворничество, все еще не затихшие сплетни и пересуды вокруг него.

На Вонге, где заготовляли лес, он еще не был и сейчас, сидя на санях сзади брата, с любопытством вглядывался в занимавшийся рассвет в лесу, в угрюмые, задавленные снегом ели, медленно выплывающие из сизой мглы, в бледные, одна за другой таявшие звезды вверху.