Читаем Чистая книга: незаконченный роман полностью

Иван – полная противоположность Саввы. Его судьба особенно волновала писателя. Первые наброски были сделаны еще в 1959, 1963 и 1964 годы, более подробно история жизни Ивана изложена в конспективных заметках 1979–1983 годов.

Ваня для Порохиных – чудо, человек из другого мира, сказочный волшебник, который в одну минуту может изменить жизнь.

Культ Вани в семье поддерживала мать. Никогда не могла забыть, как Ваня бросился на отца, бившего ее. И хоть за это она получила больше, забыть этого не могла.

Дети были жестокие: Савва, даже Агния – в отца. А этот – Иванушко-дурачок из сказки. Ласковый.

Личное обаяние. Это отмечает сразу же Необходим. Какое красивое, чистое лицо. Отмечен самим Господом Богом…

Умный, любознательный отрок. Неотразимо обаятельный. Скрытный. Отрок больших возможностей. Но куда пойдет? Мать больше всего боится за него…

После спасения Олены Савва слег. Жесточайшее воспаление легких, жесточайшая простуда. А как жить? Рассчитывали на лесные заработки, но по договору Савва должен был сплавить лес до Усть-Ельчи. А раз не сплавил – то вся работа в лесу насмарку. Спасибо еще и то, что Губин не потребовал возвращения аванса.

Положение у Порохиных безвыходное. Федосья идет советоваться с батюшкой Оникием. Этот всегда был заступой ее. Единственный в деревне.

Оникий советует искать помощи в монастыре.

– Как в монастыре? Ведь оттуда Ваню выгнали.

– Я поговорю с настоятелем. Думаю, простит отрока.

Настоятель Варсонофий требует, чтобы Ваня покаялся. Слишком много гордыни.

Федосья попервости – против. Но Оникий говорит, что путь Вани в люди лежит через монастырь. Монастырь не благословит – никто не примет.

Ваня, когда заговорила мать о покаянии, – на дыбы. Мать его уговаривает – не помирать же с голоду? А клятву забыл? Все за одного? А кроме того, выйти в мир – только через ворота монастыря.

– Я в Архангельск уйду.

– И в Архангельске монастырь достанет.

Ваня приносит покаяние. В монастыре, на глазах писарей, просит прощения у Федора-келейника.

– Прости, брат Федор.

Неожиданно пришел Ставров к Порохиным. Не сам по себе. От Щепоткиных.

– Велено парня везти.

– Какого?

– Да того, который счет ведет. В услуженье берут. Согласия не спрашивали. Да и какое согласие. Разве надо.

Порохины в этот день родились заново. Валеночки Необходим привез. Ваня надел валеночки – как на него, надел пальтуху – тоже… Побежал по деревне. Из конца в конец пробежал. Весть уже разнеслась. Под конец забежал к любимой учительнице. К Аникию – заступался. А потом царевичем явился…

Стали за стол садиться – Савва как раз помылся, – и робость на всех напала: не знали, куда и посадить Ваню.

А назавтра с утра всей семьей сходили в монастырь помолиться за Ваню, потом пообедали. Сытно, до отвала – не скупились по такому случаю.

Все были рады, все радостны. Понимали – начинается новая жизнь.

– Ну, Иван, – сказал Савва. Иваном назвал, – теперь у нас на тебя вся надежда.

– Да уж так, Иванушко!

Огнейка высказала самое сокровенное, что вертелось на языке у каждого:

– Поопасутся икотниками звать.

Перед отъездом Вани в Ельчу у Порохиных большой разговор: как жить дальше. Савва:

– Это хорошо, что Иван к Щепоткиным. Через тебя будем в люди выбираться.

– Как?

– Думаю, какая-никакая деньга. А может, и нас обогреет. В общем, в твоих руках судьба семьи. Через тебя будем сдирать с себя икотников. А потом, смотришь, и дом выстроим.

– Только не на задворках.

– А где?

– А вот место хорошее по верхнюю сторону от попа.

– Ну, там не дадут.

– Не дадут, ежели на печи сидеть.

Мечтают, что это за дом будет. Савва снимает с божницы икону.

– Поклянись, что заодно с нами будешь. Сам наверх лезешь и нас тащи. Клянись, что нас не забудешь.

Ваня клянется.

Огнейка настаивает: всем клясться. Всем всегда вместе…

Все посмотрели за окошко, словно для того, чтобы запомнить эту минуту.

Надо ехать в Ельчу, везти Ваню. А на чем? Своей лошади нет – пропала. У кого просить?

Думали-думали, и к кому? Решили обратиться к Дурыниным – все-таки Ефтя бывает у них.

И вот в это время – чудо. Возвращается с того света Карюха. Радость великая. Ваню везут на своей кобыле. Обида Вани – не подпускает к себе жеребенок. Он долго потом скучал по этому жеребенку.

По дороге в Ельчу Савва показывает Ивану богачей, рассказывает, кто от чего пошел.

– Смекай. Делай в голове зарубки.

Иван всю дорогу в ожидании города, земной сказки. А въехали в Ельчу – и что же первое увидели? Сани с навозом. Савва заметил, что сразу же погас Иван.

– Чего ты от навоза-то нос воротишь? На навозе жизнь на Севере стоит. И вообще, ты управляй собой. Чтобы все то, что внутри, не видели.

Несколько успокоило Ивана щепоткинское подворье. Все были деревянные дома – один лучше, другие хуже, помельче, да вдруг в низине – один каменный дом, второй, третий…

– Вот это Щепоткины. Видишь, какие тузы. Земля под ними подогнулась.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза