Чистая книга: незаконченный роман

Махонька подходит к знакомому парню: ты ли это, Петька? Может, поблазнило меня? Может, ты подмененный? Ну-ко скажи, как зовут того, этого… Может, всех нечистая сила подменила?

Махонька не может смириться с тем, что люди убивают друг друга. С ума посходили. Подняли руку на самое ценное. Что им надо? Неужели антихрист на землю пришел?

Неужели Марьюшка права? Марьюшка все стращала: вот придет антихрист! И неужели это она, Манечка, накликала беду на людей, на землю?

Махонька думает, как предотвратить беду, и однажды идет на передовую, чтобы призвать людей к миру… И покаяться. Я виновата, я виновата… Убьют ее – может, тогда одумаются люди.

Когда убивают себе подобных, не задумываются. А вот убьют ее, старушонку, – вздрогнут. Вздрогнут и одумаются.

В общем, Махонька хочет спасти людей. Победить болезнь, которой они заражены. Излечить их от болезни безумия. Да, безумия. А как иначе назвать это – убивать людей? Самое святое, самое дорогое на земле.

Вам убивать надо? Так убейте меня. Я отжила свое. Я ничего не стою. А зачем жизнь цветущую губить?

Вторую книгу Абрамов даже хотел назвать «Смертью смерть поправ» и объяснял смысл названия: это Махонька идет на смерть, чтобы прекратить братоубийственную бойню…

– Христос пожертвовал собою в расцвете лет. А мне-то сам Бог велел. Жизнь прожита, старуха старая… А вдруг да в озверевших людях проснется человек? Вдруг да люди задумаются…Аникий

Самой светлой, чистой и праведной личностью предстает в книге сельский священник Иоанникий, или, как зовут его верующие, Оникий, Аникий, Оникеюшка. Он исполнен благочестия, доброты и любви. И в какой-то мере противопоставлен обитателям монастыря, прежде всего – настоятелю Варсонофию. Облик Аникия дан главным образом в восприятии Махоньки и Федосьи.

Махонька к Варсонофию под благословение не пошла – больно барин. Пошла к Аникию – божьему барашку. Ангел, спустившийся на землю. Ангел, позабытый на земле. У Аникия не грешно и руку поцеловать.

Махонька не любит монастырскую службу. Скучно. Все черное, темное. Как вороны монахи. И то ли дело у Аникия. Все сверкает, все сияет. Любовь от всего. Травы цветут тут зимой. Ангельская доброта, ангельский голосок у Аникия… Великое очищение.

Копаневская церковь. Деревянная. Как хорошо! Уютно. А главное – Аникий. Как блаженный. Как ангел, сошедший на землю. Душой служит.

И Махонька со смирением искренне подошла к нему под благословение, и так ей хорошо стало на душе. Как из бани вышла.

Единственный человек, в котором находит опору Федосья, – отец Аникий.

Аникию она верила. Аникий верил ей, даже прихожан пытался расположить в ее пользу (о вреде суеверий, о пережитках язычества).

К отцу Аникию Федосья всегда обращалась за советом.

Но прихожане косо смотрели на ее приход в церковь. Сторонились. Всегда пустота вокруг нее образовывалась.

От этого страдал Ваня, хотя и не говорил. Но еще теснее прижимался к матери. Толкал ее руку, и по этому толканью она понимала, что происходит в его душе.

Великодушие Аникия должно было раскрыться в эпизодах с молодой учительницей, которую унизил Иван, взяв ее силой.

Весной учительница идет к отцу Аникию. Рассказывает о своей беде. Трудно было чем-либо удивить Аникия, но тут и он удивился.

– Надо уезжать.

После исповеди учительницы Аникий всю ночь не спал. Затем идет к учительнице, утешает и предлагает деньги. Перед отъездом отдает учительнице все свои сбережения.

– Я не должен выделять никого. Но мой грех – вас любил больше всех. И Ивана – первый ученик, ходил чай пить.

Учительница уезжает…

Весной возрождение природы вызывает потребность возрождения, обновления, чистоты помыслов, поступков в каждом.

Возрождение в природе, видимо, всегда звало к возрождению всего человеческого в человеке.

Это захватывает всех в деревне. И к исповеди – очереди. Да особенно к Аникию. Монастырские злятся. Монастырские выработали план пострижения Аникия в монахи. Тогда можно завести в монастыре что-то вроде старчества. А Аникий не хочет. Аникий любит жизнь.

– Да ведь от тебя жизнь-то и в монастыре не уйдет. Только чище будешь видеть. Больше чистоты в жизни будет.

– Людей меньше будет.

– Ну я не про то. Я ведь в деревне-то каждого знаю, с каждым могу поговорить. И зайти в избу… А то и на покос… А службу-то служить. Какая краса. Как посланец Господа Бога каждый раз выходишь.Придут по обязанности. Ненависть в глазах… А потом, как словом-то Божьим прожжешь его, – в глазах-то у него лето проглянуло. И весь он обмяк, добром напитался. И это добро домой принесет – сколько там-то радости.