Читаем Чистая книга: незаконченный роман полностью

Агния его встречает. Ругает. Это он загубил ейную жизнь и т. д.

– Нет врага у меня большего, чем ты. Хоть ты и брат родной. Сестру за деньги продал. Иуда и тот сестру свою не продал. Будь ты проклят.

А ведь брат был для нее превыше всего. Сказочный принц.

Агния и Юра

Встречаются они совершенно случайно.

Юра, посланный начальством, идет на Ежемень (Лаю. – Л. К.). Идет по собственному почину. Посмотреть часовенку.

Огнейка увидела – кто там ходит? Что за чудак? Выходит.

– Юрий Александрович.

– По-моему, Агния.

Агния зовет к себе.

– А, новый блядун? – говорит дядя или свекор.

– Заткнись, рожа! – по привычке крикнула Огнейка и вдруг с испугом посмотрела на Юру, побледнела.

Юра начал протирать очки.

А может, Огнейка приводит к себе, угощает Юру, несет на стол всякой еды.

– Ешь. Худой ты.

И в это время заходит свекор.

– Опять блядуна привела.

– Заткнись, харя, – отвечает по привычке Огнейка и бледнеет.

Юра с испугом смотрит на нее: неужели это она? Та девочка? Потом берет ложку, начинает поспешно есть.

– Вкусно.

Лицо у Агнии мрачнеет. Бледное, как маска… Прекрасное. Юра хвалит еду, потом встает, мнется, преодолевая себя, улыбается:

– Ну мне пора. До свидания.

Подумав, он подает руку. Агния не берет. Она неподвижна.

– До свидания, – говорит еще раз Юра и уходит.

Агния слышит шаги – дверь, вторая. Видит, как он удаляется в монастырь.

Свекор напоминает о коровах. Удавиться? Утопиться? Ну, нет. Ах ты, очкарь проклятый. Чистенький! Барышню свою завел. А кабы твою барышню да на мое место? Посмотрела бы я на твою барышню.

Назавтра Агния идет в монастырь. Кривляется, заигрывает с мужиками – назло Юре. Он избегает ее, уходит в контору. Агнию увлекают красноармейцы. Она идет с ними. Но потом вдруг вспоминает, как Юра прошмыгнул мимо, будто не заметил. Это заело. Ах, не заметил. Постой. Агния заходит в канцелярию…

– Агния, зачем ты это?

И тут Агнию прорывает. Она его отчитывает:

– Вы революцию с братцем делали, за народ воевали, народные права отстаивали, а меня в то время пропивали. Меня в грязи волочили. Ногами топтали. Не любо, да? Чистенький! С барышнями спознался? В панталонах ходят. А брось, не рассказывай – те же суки. Ну, ну, закривился. Нелюбо? А мне любо было, как меня, глупую девчонку, под мужика бросили?

Кто-то из красноармейцев говорит:

– Брось ты эту стерву. Контрреволюционерка.

– Нет, ты постой, гад липучий. Не боюсь. Расстреляй. Хлопни. Думаешь, мне жизнь ваша нужна?

Кто-то другой:

– В тебе кулацкая натура заговорила. Брата позоришь.

– Какого брата?

– Да что вы, ей-богу, с ней связываетесь. У них все потаскухи.

– Агния, выйдем.

– А мне и здесь хорошо.

Юра дал знак остальным: мол, выйдите. Те выходят.

– Извините меня, Агния.

Агния плюнула.

– Дурак посолоный. Ничему ты не научился за свою жизнь. Все такой же блаженный. Ладно, оставайся со своими барышнями.

И уходит.

Потом Юра уезжает, снова приезжает. Может быть, принимает участие в обороне Земцова. Там его ранят.

Агния в это время в монастыре, в госпитале. И вот они снова встречаются. Юра тяжело больной. Приходит в себя – видит Агнию. Смущенно улыбается. Остриженный. Очков нет, безоружен.

– Ну вот, барышня счастливая, – говорит Агния и уходит.

Юра подзывает няню:

– Какое число?

– Такое-то. Две недели лежал без сознания.

– А кто же (он хотел сказать, кто же из-под меня всю грязь выгребал)… Кто за мной все это время ухаживал?

– Огнея тебя, парень, выпестовала. Она никого не подпускала. Тут у тебя на полу и спала.

Агнию он не видел день. Или два. Потом пришла Агния. Строгая.

– Агния, подсядь ко мне.

Потом как-то спрашивает о муже. Агния рассказывает. Потом они постепенно – товарищи. Вспоминают прошлое. Счастливые дни. Потом Юра уезжает на фронт. Или в монастыре остается. И, может быть, Агния помогает ему бежать. Или возвращается он с фронта во время отступления. Идет к Агнии. Через реку. Куда? Кокнут.

– Агния, мы отступаем.

Бледность покрыла лицо Агнии.

– Прощай, Юрий Александрович.

– Я не хочу с тобой прощаться. – Он замигал глазами. Волновался. – Геля, я… В общем… Будь моей женой…

– Женой… Я? – мучительно улыбнулась. – А как же та барышня?

– У меня нет барышни.

– Нету?

– Да…

– Охо-хо… Нет. Насовсем? На всю жизнь?

– Да…

А потом прощаются с матерью.

– Ну, дорогой зятелко… Одна у меня (смерть брата сблизила их). Все… А на дороге дочери не стану.

Едут.

– Геля, это преступно сейчас. Но я очень счастлив.

– И ты меня любишь?

– Мне кажется, я тебя любил всю жизнь.

– А как же барышня?…

– Прощай, Пинега! Увидимся ли?

Концовка

…Красные вышли на Выю. Шли трудно. Бои. Население не давало подвод… Но наконец-то прорвались.

И в тот день, когда падал на них снег (на Агнию и Юру), с того же неба падал снег на Анисимову. Ее в толпе гнали в Архангельск. Белые вступили. На плечи Анисимовой лег самый тяжелый груз.

20 февраля освободили Архангельск. Может быть, там сын Анисимовой старший… Идет на братскую могилу…

Махонька

Махонька и мир

Как увидела первый раз да удивилась красоте его, так с этим чувством удивления и жила до глубокой старости. Потому-то и всерьез иные не принимают, потому и Махонькой зовут (не за один рост).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза