Чистая книга: незаконченный роман

Как поет! Волна катит на тебя. На крыльях поднимает… Пинега в половодье… И впечатление такое, что устами ее поет не просто ее душа, – весь народ, вся Пинега, вечность поет. Поют деды, те люди, которых уже давно нет, но которые вдруг ожили в ее голосе (умирая, люди оставляют песню).

Даже гениальная и самолюбивая Махонька отдавала должное голосу Олены: «Один такой колокол – на всю Пинегу». И Махонька идет в дом Копаневых послушать Олену. А та, гордая, удивляется: для такой-то пигалицы петь. Но поет. Что-то заставляет ее петь. А потом распелась – никогда такой радости от песни не испытывала.

И все дома удивляются: Олена, гордена, для старушонки поет…

Огнейка не верит, чтобы для старушонки стала петь. Олена. Гордена. Земля должна считать за счастье, что по ней ходит. А уж люди что для нее… Огнейка влюблена в Олену. Смотрит на нее как на какое-то божество. И вот это божество поет для Махоньки.

О силе характера Олены свидетельствует такой эпизод.

Вышла летом на мечище – хоровод водить. Поставили первой. И, на беду, гвоздь из каблука вылез.

Выдержала. Не уронила честь рода-племени, невестино звание. Час ходила с гвоздем в пятке.

Потом уж люди приметили: да у тебя, Олена, кровь из башмака течет.

Вот тут-то Олена упала в обморок. Как пожалели, так и упала. Осунулась, побледнела еще раньше.

Думала, навек осрамилась. И себя осрамила, и семью. Не осрамила. Десять женихов сватались в одну осень. Вот как гвоздь-то ее поднял…

Не менее горделив, упрям и стоек и Савва Порохин. Их взаимоотношения с Оленой полны накала страстей, а порой они складывались и драматично. Привожу наиболее колоритные сцены и эпизоды.

Савва «притирается» к Олене еще в Пасху. На качелях.

Зашел на поветь к Копаневым – много молодежи. Качаются. Качель остановилась. Одни слезали, другие встали. На концы вскочили Савва и Ефтя Дурынин.

– Ну, давай…

Все глядели на Олену. Она хозяйка, она первая девка по деревне, ей и почет, ей и первой вставать на качель. Не встала.

– Чего-то дух тяжелый, на улицу выйду.

Вслед за ней высыпали, как козы, и девки. А за девками ребята.

– Тряханем? – сказал Савва. – Или тоже дух тяжелый? Тоже выйдешь?

– Это разве дух? – захохотал Ефтя. – У нас дядя гороху наестся – лучина гаснет, и то я с полатей не слезаю.

И они «тряханули». Так раскачали, что задами стали в крышу бить. И спасибо, что крыша окатом. А то Савва осатанел – перекинул бы доску через бревно…

Изменились их отношения весной, в половодье.

На Хорсу выгнали скот на первое зеленое пастбище. То был праздник не только для скотины, но и для молодежи, которая расходилась сперва по своим лесным избушкам, а вечером собирались на гулянье у избы Копаневых. Собрался цвет Копаней. Жених – ставровский парень… Да еще из Ельчи – Щетинин… Савва у своей избы. Видит и слышит, как бьются все у избы Копаневых… Хотел идти и остановился. Нет. Вспомнил. Зимой приехала Олена в лес проведать отца – он обрадовался. Замахал руками. Замахал не оттого, что хотел подчеркнуть какие-то притязания. Об этом и речи быть не может. Первая невеста, первая красавица по деревне. Да, может, и не только по деревне. А он кто?

Знал, знал Савва свое место, а если замахал руками, заулыбался, то только так, как если бы солнышко увидел.

Прошла рядом впритык – узкая тропа, – не заметила. Пустое место он для нее. Вот какая гордыня. Не зря называют Гордей.

Он вспомнил это унижение (кто еще так унижал его в жизни) и взнуздал себя, заставил себя вернуться. Лег в избе. А у Копаневых все нарастало и нарастало веселье…

Утром Савва проснулся. Мычат коровы. В сто глоток. И холодно. Он вышел из избы и ахнул. Снег. По всей Хорсе. Зажмурился от яркой белизны. Коровы по колее бродят, по ножням. А где люди?

И тут от моста докатился гул ревущих голосов, блеющих овец. Ага, овец спасают. Овцы в таком снегу замерзнут.

Он быстро натянул пальтуху, побежал к Хорсе. У моста творилось черт знает что: овцы, люди. Крик, ор…

Люди стеной отгородили от моста, а через мост парни на руках переносили овец. И две девки. Должно быть, самые отважные, норовистые.

Одна из них Олена. Он сразу узнал ее. По красивому платку, красному клетчатому платку.

Переносить овец было трудно. Водой смыло мостовины. И как потом он узнал, люди разобрали старую избу и бревна набросали вместо мостовин. Но не сплошняком (сплошняком не хватило), а с промежутками, так что надо чуть ли не скакать…

Что же это я стою, надо помочь людям. И только он сделал шаг с угорышка, как от моста раздался ужасающий крик. Он глянул на мост. Красного платка не было.

– Неужели? Неужели?

Прыгая через овец, он выбежал на угор к Хорсе. Вода хлестала.

– Мужики, мужики, да что вы стоите?…

– Веревку, веревку надо.

– Жерди…

Савва кинулся – Олену вертело в реке: вот-вот вынесет в Пинегу, а там – прощай.