– А ты, говорит, сперва у хозяев разрешения проси, а у меня потом…
Щепоткины переделали Ваню. И вот приезжает Ваня домой после щепоткинской выучки. Собранный. Холодные глаза. Жесткий. Не такой, каким отправляли.
Встретил на улице учительницу. Удивилась: неужели это Ваня?
– Где ты встречаешь Новый год?
– Какая у нас встреча? Дома, разве, со своими посижу.
– А можешь ко мне?
– Могу.
Иван силой берет подвыпившую учительницу.
– Ваня, Ваня, что ты делаешь… Ведь я же старше тебя.
Иван грубо:
– Да надо же когда-то тебе стать бабой, а то так и засохнешь в девках.
Грубо, чтобы побороть в себе страх, чтобы уверить себя, что он имеет дело просто с женщиной.
Назавтра Иван с ужасом думает о том, что произошло. Но – плевать. Один раз живем! И потом, не я, то кто-либо другой обабил. Зачем рождается человек?
Неистовый разгул, чтобы как-то утихомирить совесть.
Вечером Щепоткин, по обыкновению, подсчитывал выручку в старом магазинчике, где торговали сразу всякими товарами (анахронизм в современной торговле). Но Щепоткину люба была эта лавка своими воспоминаниями, тишиной, такими домашними, патриархальными запахами. Даже то, что сзади – из-за приоткрытой двери в «керосинку» – попахивало керосином, треской… Ему нравилось.
Щепоткину помогал Ваня. Лампу большую из экономии не зажигали. Ваня просчитывал цифры одинаково и на свету, и в темноте, а самому Щепоткину вполне хватало пятилинейки – много ли света надо, чтобы высветить местышко для цифры. Возле Щепоткина лежал пятачок новенький – это плата за дополнительную работу. И Иван был рад, что скоро у него скопится этих пятачков рубль и он сможет послать их домой.
Вдруг на улице возле ворот скрип снега.
– Кто-то не успел… Отпустим?
Распахнулись двери, и в лавку вскочили двое в масках. С наганами.
– Встать! Руки!
Щепоткин и Ваня встали. Один остался у дверей. Другой двинулся к кассе. И в это время Ваня нашелся – смахнул с прилавка лампешку, толкнул на пол хозяина. Раздался выстрел, потом второй, третий. Вокруг головы Вани поднялся ветер. И тут сквозь пальбу он услышал:
– Не стреляй! Ваньку убьешь!
– Одним холуем меньше будет…
Ваню ранили. Пулей сорвало кожу с правого виска… Назавтра – герой… В хозяйском доме лежит… Потом жандарм производил допрос:
– Кто были налетчики?
– Не знаю.
– Знаешь. Откуда один из них знал твое имя?
– Меня все ссыльные в Ельче знают, постоянно заходят за всякими товарами.
Сколько ни бился жандарм, ничего не сказал Ваня. Потом допрос со стороны старшего Щепоткина.
– Ну, спасибо тебе, Иванушка, можно сказать, от смерти спас. А грабителей-то ты что, действительно не знаешь?
– Не знаю.
– Ой, Иван… И слышать я не слышал, и ты мне таких слов не говорил. Да как же это? Крест целовал – ничего от хозяина не скрывать, как перед отцом правду говорить, а ты? Могу ли я такому человеку дело свое, живот свой доверить?
Ваня опустил голову.
– Ну дак что… еще молчать будем? Ох, Иванушко, да мне не факты нужны, факты-то мы знаем, мне твое признанье нужно… Ну-ко, глянь мне в глаза.
Ваня не смог заставить себя поднять голову, слезы навернулись ему на глаза.
– Ну и на том спасибо… Спасибо, что не соврал, а то задачку-то мне сложную решить надо было. Нельзя… Не положено это, чтобы брат грабителя работал у честных людей.
Ваня ахнул и накрепко, до крови зажал рот.
– Знаем, знаем, Иванушко, брат Савва наведывался ко мне в лавку. Со своим ссыльным товарищем. Да мне это от тебя хотелось услышать. Власти недовольны, власти советуют выгнать тебя, да и то сказать: как держать человека, брат которого – государственный преступник… Да, да, государственный преступник. Самый отчаянный головорез в своей деревне был. Бунт в Копанях. Кровь пролилась.
Щепоткин ушел. Иван остался один. И разревелся, как малый ребенок. Что же с Саввой будет? Где он теперь? А дома-то что у них деется?
Мало-помалу в следующие дни картина перед Иваном выяснилась в деталях. Иван все задавал себе вопрос: а он с оружием в руках мог бы грабить? Он бы с Саввой пошел? А может, у них, Порохиных, весь род такой. Ведь не зря же рассказывают, будто дядя Левонтий ограбил странника. Раздумья, размышления…
Через некоторое время Щепоткин говорит Ивану:
– Съезди домой. Посоветуйся с матерью. Может, она и не захочет, чтобы ты служил… И подумай, подумай… Кем ты хочешь стать: славным сыном отечества или грабителем, бандитом, как твой брат…
Иван прежде всего заехал к Махоньке. Зачем? Какой совет она может дать? Но заехал… Перед Махонькой он не таился. Весь открылся. Как быть?
– Нехорошо, нехорошо твой брат сделал… Но от брата не отступаются. Молиться за него надо, чтобы Господь наставил на путь. Не знаю, как Савву занесло в грабители, а худого про него не скажу. Хоть та же Олена Копанева – как он ее спас? Многие ли бы пожертвовали собой?
Иван выспался хорошо у Махоньки. А домой и не поехал. К Щепоткину явился новым человеком.
– По братним путям-дорогам не пойду, а от брата отрекаться не буду. И если доверите служить, служить буду честно.