Чистая книга: незаконченный роман

– С мышью… Бесстыдница, уже в крынку с молоком залезла. Могла бы у кошки…

– Да ведь она не понимает.

– Как не понимает. Все понимает.

За скитания по чужим людям по дому соскучится, приедет, всем в ноги кланяется: печи, ушату, столу… А кошку как увидела – расплакалась. В покаянном настроении – откуда только сила взялась – все перемыла, перечистила.

Рукомойник заблестел, печь тоже, стол… Любота.

Махонька, прежде чем сесть за стол, спрашивает разрешения, у печи тоже, из ушата без разрешения не пьет.

Но скоро приелась Махоньке изба. Скучно стало. И на вещи запокрикивала. А потом и ссориться начала. А потом и вовсе покинула.

Идет по чисту полю. Как вольно, как легко. Не медведица, чтобы свет белый на бережину менять, не мышь, чтобы в норке, в подпечке жить. Не таракан – в щель не залезет. И так всегда. Всегда после затворничества тамошнего мир кажется больше, шире, деревья краше. Все расцвечивается чудно… По контрасту.

И так всегда бывает у Махоньки. Кается-кается перед вещами, хочет-хочет угнездиться в доме, а подойдет время – ничему не рада. Всплакнет… А вскоре очарованье возьмет верх. И такая радость…

Махонькины огорчения. Ведь есть же у нее горести, заботы, печали. Какие? Из-за чего плачет? По пустякам. Нехорошее слово сказали. Взглянули косо. Не так приняли. Детские обиды.

По-своему относилась Махонька к религии, монастырям, иконам, священникам.

Махонька набожностью не отличалась, что верно, то верно. Но по церквам, по монастырям любила ходить. Люди. Красота. Все церкви, все монастыри на Ельче знала, не один раз бывала…

В Копани Махонька пришла исповедоваться. Много грехов о Масленую накопила – тяжело стало. Скинуть надо.

– А чего за двести-то верст идешь? Разве попов у вас нету?

– Есть. Где теперь нет попа. Да попы-то разные. Я к Оникеюшку хочу. У Оникеюшка побываешь, скажи, как в лето съездила. Хорошо, вольготно станет.

К Аникию сходила. Очистилась. Аникия любила и верила…

В монастыре новый настоятель. Отец Варсонофий. Интеллигентный, бледнолицый, с белыми руками, с аккуратно подстриженной черной бородкой. И от него пахло духами… Чем-то греховным, нецерковным. Махонька:

– Вынарядился и надушился духами…

Не всех святых любит. Миколе поклонилась, а Михаилу Архангелу – нет. С мечом стоит. Стращает. Больно строг. И так людям не сладко. Кинула крест на грудь. Кинула руку на одно плечо, на другое. Помахала ручкой, размашисто, от души перед Богородицей. Кое-как перед Михаилом Архангелом. А кого-то и вовсе обошла.

Самый отзывчивый святой – Микола Чудотворец. Остальным надо Богу сказать, что думают делать, а этот сам хозяин. Ну а Божья Матерь. Та много натерпелась, настрадалась, понимает наше горе. Егорий Победоносец. Тоже хороший святой. Бедного в обиду не дает.

Махонька дома идет иконы мыть. На незамерзающий ручей.

– Махонька, – кричат ей ребятишки, – иконы-то когда чистят? О Пасху. А сейчас у людей-то Великий пост.

– Ничего. Хоть светлее в избе будет. Я в прошлом году не мыла…

Гордостью Махонька не отличалась, но цену себе знала, талант свой высоко ставила. Когда ей предложили подвезти ее на подводах за плату – вся взбрыкнула. За кого принимают?

– Я золотом плачу. Только мое-то золото не в кошеле лежит, а в голове да в сердце. Единственное золото.

Но в то же время она отдает должное другим талантливым людям.

…Махонька – куда уж, кажется, выше. А нет, и она склоняется перед Оленой, ее талантом. Раз послушала летом и с той поры не могла забыть. Когда ее хвалят – нету, дескать, такого человека, – она отвечает:

– Есть.

– Чего есть? Тебя выше?

– У вас в деревне.

– Кто такой?

– Олена Ивановна. Никто так по всей Пинеге не поет. Нарочно пришла слушать.

За Махонькой увязалась Огнейка. Входят в дом Копаневых.

– Я не за кусочками, девка, к вам. Не возьму сегодня. В другой раз. Я ведь, знаешь, за чем пришла-то? За песнями. Песни слушать пришла. Песни ты мастерица петь.

– Моя дочь не дошла еще до того, чтобы для нищенки песни петь. – Это Федотовна отрезала.

– Ну а ты что скажешь?

– А я против родительницы не привыкла поперек идти. Что матушка скажет, то и я скажу.

– Ну, ну. Вон какая ты… Да, видно, и вправду люди говорят о тебе. А я ведь за тебя заступаюсь. Все: гордена да гордена, а я говорю, нет, так девка поет. Не знаете вы, добрая. – Махонька вдруг села. – Ну, ладно, не ломайся. А то ославлю по всей Ельче. Со мной шутки плохи. – Федотовна запыхтела. – Не пыхти, не пыхти… Я у самих Щепоткиных запросто бываю. И ты потерпишь. Да ты не гордись. Не задирай больно голову. Я сама не последняя певунья. Тебя просят, а ты ломаешься. Радоваться должна: Бог дал такой голос, а ты нос задираешь.

Олена запела…