Она засунула руки в задние карманы моих джинсов, сжала ладошки и притянула меня к себе. Прикусив нижнюю губу, Мэллори прошлась взглядом по моей шее, подбородку, рту.
По спине словно пробежал разряд тока, и я застонал, крепко и быстро чмокнув ее в губы, а потом шлепнул по попе и потащил на кухню.
– Хватит отвлекать повара.
Мэллори снова хихикнула, но направилась за мной, а я подбежал к духовке, чтобы проверить, как там ужин, пока она осматривалась.
– Там дзадзики, – сказал я, открыв дверцу духовки и показав на тарелку, стоящую на столешнице. Сыр приятно плавился, курица шипела, и от ее аромата у меня заурчало в животе. – Свежая пита, огурцы, морковь, помидоры и все такое, – я выпрямился и повернулся к ней, а Мэллори смотрела на меня так, словно я был мистическим существом, которого она раньше не видела. – Что?
– Ты приготовил мне греческие блюда.
Я ухватился за шею сзади.
– Ты сказала, что это твои любимые блюда.
– Один раз, – напомнила она. – Ну и… мимолетно. Поверить не могу, что ты запомнил.
– Я слушаю тебя, – пожав плечами, сказал я. – И у меня хорошая память.
– Теперь понятно, почему ты можешь перечислить почти каждое событие в истории, – она засмеялась, потянулась к бутылке вина, которую я поставил рядом с закусками, и налила нам по бокалу. Мэллори окунула кусок горячей питы в закуску, запихнула его в рот и закатила глаза, простонав: – Божечки, это восхитительно.
Я усмехнулся, взял бокал и чокнулся с ней.
– Спасибо, что пришла.
Она проглотила, отпила вина, а потом легонько крутанулась и прошлась по гостиной.
– Спасибо, что напомнил моим вкусовым рецепторам, почему пита такая вкусная.
Я наблюдал за ней, стоя за кухонным столом. Мэллори осматривалась в моем доме, водя кончиками пальцев по дивану, книжным полкам, рамкам с семейными фотографиями. Она остановилась перед снимком, на котором были запечатлены мы с мамой, еще когда я учился в старших классах. На голове у мамы была моя шапочка выпускника, и одной рукой она обнимала меня за талию, а другой сжимала мои щеки, пока я притворялся раздраженным, закатив глаза. Но меня выдавала широченная улыбка. Одна из моих любимых фотографий.
Мэллори улыбнулась, водя бокалом по моему лицу, а потом пошла дальше, поднося вино к губам и разглядывая стоящие на полке книги.
– У тебя здесь еще больше книг, чем в кабинете, – задумчиво произнесла она.
– Я прочел все, кроме тех, что стоят на верхней полке, – подойдя к ней, сказал я. – Там те книги, что я еще собираюсь прочитать.
Мэллори приподняла бровь, проводя пальцами по корешкам книг на второй полке.
– То есть все остальные ты уже прочел?
– Я же рассказывал тебе, что я ботан.
Она рассмеялась.
– А я думаю, что чтение сексуально, – Мэллори прижала одну руку к груди, положив на нее локоть другой руки, в которой держала бокал с вином, и огляделась. Ее сияющие глаза стали еще ярче в моей тусклой гостиной, и она покачала головой, улыбаясь. – У тебя так… опрятно. Хотя вряд ли это должно меня удивлять, – Мэллори посмотрела на меня и ткнула пальцем в грудь. – Но тебе нужно добавить немного красок. И, возможно, немного беспорядка.
– И ты с радостью устроишь этот самый беспорядок? – спросил я и просунул палец в петлю на ее юбке, а потом притянул к себе и заправил ей волосы за ухо.
– Почту за честь, – прошептала она и в ту же секунду меня поцеловала.
Рукой я прижал ее к себе как можно сильнее, и, держа бокалы с вином, мы принялись целоваться. Поцелуй был нежным, милым и слишком быстро кончился, когда сработал таймер на духовке.
– М-м-м, – сказал я, чмокнув ее в нос, и выпустил из объятий. – Лучше иди и поешь еще дзадзики. Главное блюдо будет готово минут через десять после того, как я добавлю последний кусок сыра.
– Феты?
– А то!
Она прижала руку к груди, закрыв глаза.
– Мой герой.
Я заканчивал готовку, а Мэллори сидела на барном стуле за кухонным островком, пила вино и закусывала питой и дзадзики. Она интересовалась каждой фотографией, попавшейся ей на глаза, выпытывала подробности каждой истории, о которой я коротко упоминал, а я расспрашивал ее о детстве и семье. У меня в голове не укладывалось, насколько разное воспитание у нас было, несмотря на то, что мы росли в одном городе и были связаны с одной винокурней. Если мой дом был наполнен смехом, любовью и воспоминаниями, то в ее доме царил бизнес, принципы, вечеринки и имидж. Если от нее даже в юном возрасте требовали слишком многого, то мое детство проходило совершенно свободно.
Потом мы сели за небольшой обеденный стол, которым до этого пользовался лишь я, и принялись за салат и основное блюдо. Мэллори восхитилась моими кулинарными навыками, издавая только мешающие стоны и прося добавки, а я смотрел, как она смеется и пьет вино, и чувствовал, как сильно бьется в груди сердце, а в мыслях кружат слова, которые я еще слишком боялся произнести вслух.