Чистая любовь

После ужина я поставил тарелки в раковину, достал из духовки пахлаву, а Мэллори разлила оставшееся вино по бокалам, пока я поливал свежую выпечку медом. Я знал, что мед должен пропитывать пахлаву несколько часов, но Мэллори все равно расточала похвалы каждому кусочку. Она даже провела пальцем по тарелке, чтобы собрать крошки и мед.

– Ты бог, – простонав, сказала она, вытерла губы салфеткой и откинулась на спинку стула, как король после пира. – Серьезно. Ты должен открыть греческий ресторан, чтобы я чаще ела эти блюда.

Я усмехнулся, сделав большой глоток вина, а потом поболтал остатками в бокале, смотря, как красная жидкость разбрызгивается по стенкам.

«Я могу готовить для тебя, – хотел предложить я. – Каждый вечер. Если мы будем вместе».

– Ты такой молчун сегодня, – заметила Мэллори, прогнав эти мысли из моей головы, прежде чем они успели материализоваться.

Я взглянул на нее, улыбнулся и нерешительно пожал плечами.

– Просто слушаю тебя и наслаждаюсь вечером.

– Угу, – сказала она, поджав губы. – Нет, ты что-то задумал. Выкладывай, шеф.

Я снова покрутил бокал, не сводя глаз с вина, а потом отставил его в сторону и, взяв с колен салфетку, положил ее на стол. Я встал, чувствуя, что сердце бьется где-то в горле, и протянул Мэллори руку, дрожащим голосом сказав:

– Потанцуй со мной.

У нее чуть брови на лоб не взлетели.

– Э-э-э… Я… я не умею танцевать.

Ухмыляясь, я поманил ее рукой.

– Я поведу. Вставай.

Мэллори посмотрела на мою руку так, словно она была пауком, который, конечно, ни за что бы ее не укусил, и на ее лице отразились беспокойство и страх. Но, к ее чести, она допила вино, вложила маленькую ладошку в мою руку и встала.

Я немного отвел ее от стола и притянул к себе, положив одну руку на талию, а другой держа ее ладонь, и мы начали покачиваться под нежный мелодичный голос Леона Бриджеса.

Сначала Мэллори нервничала, смотря себе под ноги, и морщилась, извиняясь, когда пропускала шаг. Но я вел ее, положив ладонь на поясницу, побуждая не сводить с меня глаз, и к первому припеву мы нашли ритм.

– Папа с мамой раньше всегда танцевали после ужина, – сказал я, осторожно развернув ее, а потом снова повернув к себе. – Каждый божий вечер. Мы с братьями убирали со стола, мыли посуду, а папа уводил маму в гостиную, включал музыку погромче и танцевал с ней.

У Мэллори заблестели глаза, и ее губы тронула улыбка.

– Как романтично.

– Да, папа был романтиком, – посмеявшись, сказал я. – Он всегда учил нас быть уязвимыми, эмоциональными, делиться чувствами, даже если мы испытывали стыд и смущение. И учил нас уважать женщину, заботиться о ней, делать счастливой, – я сглотнул и посмотрел ей в глаза. – Учил, как сделать так, чтобы она чувствовала себя любимой.

Мэллори тоже сглотнула и отвела взгляд, а потом прислонила голову к моей груди.

– А в моей семье все было ровно наоборот, – тихо произнесла она. – Мы вообще не разговаривали, и уж тем более о своих чувствах. Я знать не знаю, что за люди мои родители, если не считать, что они собственники бизнеса, коими они и представляются всему городу. А мой брат… – она покачала головой. – Я вообще ничего о нем не знаю, только то, что ему нравится гольф. Даже не знаю, нравится ли он ему на самом деле или Малкольм просто занимается гольфом, чтобы вести бизнес с отцом.

– И они тоже ничего о тебе не знают?

С ее губ сорвался тихий смешок.

– Ничегошеньки.

Я вздохнул, покачиваясь в такт музыке и крепко прижимая ее к себе.

– Какая жалость. Если бы они знали тебя такой, какой знаю я, если бы видели то, что вижу я, то были бы самой счастливой семьей во всем городе.

Она ухмыльнулась, подняла голову и обвила руками мою шею. Мы стали просто покачиваться взад-вперед.

– О, правда? И что же ты видишь?

Вот мой шанс.

И я им воспользовался.

– Я вижу женщину, которая ничего не боится, – не отрывая от нее взгляда, сказал я. – Вижу художницу с большим сердцем, страстью и талантом, о котором она говорит так скромно, что это производит еще большее впечатление. Вижу шуструю и целеустремленную хозяйку бизнеса с мечтой, которая уж точно воплотится в реальность.

Я сглотнул, увидев, как Мэллори округлила глаза и приоткрыла губы.

– Вижу умную женщину, которой пришлось повзрослеть быстрее, чем следовало, но она справилась с этим на ура. Вижу силу, глубокомысленность и заботу. Вижу женщину, которая не выносит, когда ей ставят преграды, которая не хочет плыть по течению только потому, что от нее ждут именно этого. Я вижу путницу, которая сама прокладывает себе дорогу, сама продумывает свое путешествие, которая излучает свет, притягивающий остальных, как пламя притягивает мотыльков.

– Логан…

– А еще вижу женщину, которая борется за справедливость и учится прежде, чем выносить приговор, – я остановился и провел ладонями по ее спине, рукам, а потом обхватил ими ее лицо. Я убрал ее волосы назад и посмотрел в эти потемневшие омуты, произнося следующие слова: – Вижу первую женщину, которая украла мое сердце, и единственную, которая его сохранит, как я бы того хотел.