Смутно, но я понимала, что чувствую волнение и неуверенность из-за того, что вчерашний вечер стал для меня важнее сегодняшнего. Из-за того, что я сбежала от первого мужчины, который признался, что видит меня настоящую, признался, что ему нравится увиденное, признался в своих чувствах. А мы об этом не договаривались.
Я так быстро выбежала из его дома, что можно было подумать, будто мне сообщили, что горит моя студия.
Но разве я могла остаться? Разве я не чувствовала, как каждый нерв в теле предупреждает об опасности, когда Логан Беккер стоял так близко и столь многословно признавался, что хочет большего? Нет, я не могла остаться. От него отречется семья, а это окончательно его уничтожит. Все в городе знали, как крепки узы этой семьи, и я не смогу простить себе, если разрушу это.
Моя семья от меня не отречется – они просто превратят мою жизнь в ад, пока у меня не останется иного выбора, кроме как уехать из города. А моя студия… Она исчезнет прежде, чем в ней закипит жизнь. Все мои труды и жертвы – мои достоинство, гордость, будни и здравомыслие – будут напрасны.
Отец в мгновение ока все уничтожит.
Я думала, встретившись сегодня с Логаном на работе, что мы вернемся к прежним отношениям. Думала, что вернемся к шуткам, смеху и тайным поцелуям у него в кабинете.
Но все скорее походило на тюрьму.
Мы почти не виделись, и даже тогда разговоры между нами казались неловкими, вынужденными. Мы оба избегали того, в чем он признался, держа меня в объятиях.
Голова заныла, я закрыла глаза, сжав переносицу, а Крис быстро подошел ко мне и снова взял за руки.
– Эй, ты как?
Я со вздохом опустила руку на бедро.
– Нервничаю.
Крис прищурился. Он не поверил мне, и, скорее, наоборот – теперь понял, что я переживаю не только из-за того, что одета в платье и туфли на каблуках.
Но, спасибо ему, не стал настаивать.
– Нервничать нормально, – сказал Крис, посмотрев мне в глаза и ободряюще потирая мои руки. – Но даже если ты не готова, через пятнадцать минут эти двери распахнутся, – он замолчал, а потом буркнул, взмахнув волосами: – Конечно, не с такой силой, как если бы эту тусовку устраивал я, но все же.
Я попыталась улыбнуться.
– Внизу тебя ждет семья, – сочувственно улыбаясь, продолжил он. – Думаю, пора к ним спуститься.
Я оцепенело кивнула и позволила лучшему другу отвести меня на первый этаж, где ждали отец, мать, брат, дядя, тетя и кузены.
А дальше все проходило как в тумане.
Студия, в которую мы с Логаном вдохнули жизнь, в свете гирлянд, развешенных мамой, сияла, как новенький пенс. Гирлянды свисали с балок, придавая мастерской модный индустриальный вид. В углу зала, рядом с баром, негромко играл джаз-бэнд. Официанты были наготове, держа серебряные блюда с закусками. Все в студии было безупречно прибрано, вычищено, украшено и готово к показухе. На столах у входа были разложены расписания занятий и мероприятий на ближайшие несколько месяцев, а также брошюры обо мне, моем образовании, мастерской и о том, как появилась эта идея.
Если бы открытие организовывала я, то просто-напросто распахнула бы двери. Я бы просто провела первое занятие, а вечером, после завершения, возможно, выпила бы шесть банок пива.
Но я пыталась найти в себе силы быть благодарной, признать, что так родители показывают свою любовь. Они мало что понимали в воспитании детей, но точно умели закатывать вечеринки.
Мама уже держала бокал шампанского, когда подлетела ко мне и с блестящими от слез глазами оценила мой внешний вид. Она без устали говорила, как прекрасно я выгляжу (хотя могла бы выглядеть еще лучше, если бы вытащила из носа кольцо), какая потрясающая у меня мастерская, как она мной гордится. Папа тоже произнес гордую речь, якобы с самого начала знал, что у меня все получится. Они поцеловали меня в щеки, брат крепко меня обнял, а тети, дяди и кузены, носящие фамилию Скутер, пожали руку и поздравили меня.
И все это время я стояла, тупо улыбалась и отвечала на их вопросы так, словно говорила совсем не я. Кто-то – наверное Крис – протянул мне бокал шампанского, а отец произнес речь. Кто-то даже рассмеялся во время этой речи. Кто-то зааплодировал. Мама вытерла слезы, катившиеся из глаз.
Затем звякнули бокалы, все пригубили игристое, и двери открылись.
Первое, что я почувствовала, – удушливое потрясение. Сначала в студию вошли друзья родителей: каждый из них заключил меня в объятия или пожал руку, или рассыпался в похвалах, какая я красивая, какая милая у меня мастерская, а потом они пошли за шампанским и стали вести деловые разговоры с отцом. Казалось, что сюда пришел весь город: мэр и его жена, заносчивые подруги мамы из высшего общества, начальство и члены правления винокурни, шеф полиции с женой, хотя у него хватило ума держаться от меня подальше. Внутри все сжалось от того, что он вообще сюда заявился, но я знала отца. Он всегда воспользуется случаем пригласить азартных друзей и напомнить им о своей власти.
Крис стоял рядом, пока я приветствовала каждого гостя, улыбался и поддерживал беседу, если у меня кончались силы. Конечно, мало кто мог подолгу выдержать разговор с ним.