Чистая речка

– А! Значит, у нас протест и за себя, и за вас, что вы жили, как овцы, и страну, извините, профукали…

Никто не поддержал Аркашин пафос, и разговор как-то увял.

– Что вы сидите? – удивилась Серафима. – Идите домой, мероприятие окончено!

– Серафима Олеговна, – сказала я, – а давайте, кто хочет, просто устно скажет. Вот мне интересно, что написала Лиза, например. Или Маша…

– Лиз, что ты написала? – спросила Серафима.

Лиза покраснела.

– Да бесполезно, Брусникина, не выдумывай! Не получилось. Что-то в вас сломано, наверно. Лиза написала, что хочет поступить в МГУ на физфак, что-нибудь такое, правильно, Лиза?

Та, смущаясь, кивнула.

– И иметь хорошего мужа, – продолжила Серафима. – На физфаке женихов хоть отбавляй. Вы сейчас над ней все смеетесь, а она как раз и будет самая счастливая. И замуж за нормального человека выйдет, талантливого, мотивированного, и профессию великолепную получит…

– Две копейки будет получать! – встрял Песцов. – В очереди за бесплатным супом интегралы решать!

– С некоторыми профессиями в принципе почти все равно, сколько получать, если все в семье здоровы, только тебе этого не понять, Аркаша, – с нескрываемым раздражением ответила Серафима. – Профессии эти – не про то, понимает кто-нибудь, что я имею в виду? Не про суп из каракатицы!

– Профессии типа вашей, да? – ядовито спросил Аркаша.

– Нет, не типа моей. У меня не безусловная профессия. Я мечу бисер перед свиньями. Ты получил ответ?

– Вполне, – ответил Аркаша. – Я могу передать своему отцу, что сегодня меня в школе госпожа Чиндяева назвала свиньей?

– Передай, – кивнула Серафима. – Что ты полная свинья, наглая и достаточно безграмотная. По тесту у тебя еле-еле три, я вчера как раз проверила. Всё, все свободны!

Не знаю, почему я сегодня утром так четко вспомнила тот «разговор о счастье». Может быть, потому что уснула с тягостным настроением, а проснулась ни свет ни заря с неожиданно легким, приятным, даже чудесным ощущением чего-то очень хорошего, что со мной вчера произошло. То звенящее оглушение, та минута, когда мир покачнулся и встал – только уже на другой какой-то отметке, то радостное, невероятное чувство – «я люблю» – мне не показалось. Это был крохотный осколочек счастья – в моем сумасшедшем, стремительно несущемся настоящем, где, к сожалению, не все происходит по моей воле и не так, как бы мне хотелось. Даже если я больше никогда его не увижу, я запомню это чудесное состояние, теплое, легкое, прекрасное. Тут не в чем разбираться. Оказывается, когда это приходит, его ни с чем не спутаешь. И никогда не скажешь: «Не знаю пока, не разобралась в себе». Это невозможно не знать. И это совсем другое, чем моя симпатия к Паше или к Виктору Сергеевичу. Отвечать на чью-то влюбленность и самой влюбиться – это совсем разные вещи. Теперь я это знаю.

Я шла в полной тишине. Хорошее время – раннее утро. Совсем не страшно. Сзади раздался какой-то треск. Я обернулась. Может быть, лоси? Главное, чтобы не волк и не Паша. Медведей у нас нет – не Сибирь, а вот волки есть. И еще есть один бешеный мальчик… Я замерла, прислушиваясь. Нет, это просто с треском отвалилась ветка.

Через некоторое время я услышала сигнал сообщения. «Ты где?» – спрашивал Паша. О, Господи, как же я от него устала. Зачем он так рано встал? Обычно дрыхнет в выходные, на завтрак не встает, воспитатели его и не трогают – себе дороже, начнет брыкаться, ругаться. А тут – вскочил! Во сне почувствовал, что я ушла. Вот это любовь! Жаль только, что мне она не нужна.

Что мне ему ответить? Ничего. Я отключила телефон. Если позвонит Виктор Сергеевич… Не буду думать. Мы собирались в монастырь, но после того, что со мной произошло вчера, мне с ним ехать не очень хочется. Хотя от Виктора Сергеевича вреда, конечно, меньше, чем от Веселухина.

Пока я шла, осенний лес просыпался. Тяжело полетели взъерошенные со сна галки, низко, хрипло каркала ворона, одна и та же, как будто сопровождая меня всю дорогу. Где-то далеко бесконечно куковала кукушка. Хорошо, если она имела в виду меня. Я считала-считала и даже сбилась со счета. То ли девяносто восемь, то ли сто три. Я согласна. Я не хочу быть старой, беззубой, но я хочу жить долго. У нас некоторые не верят в смерть, те, кто ее не видел. Говорят даже: «Мне кажется, я не умру». На полном серьезе говорят. А я знаю, что смерть есть. И она ближе, чем многие думают.

Я подумала – напрасно я не предупредила дежурного воспитателя, что ушла. По-хорошему нужно просить разрешения уйти в поселок или поехать в город. Никто этого не делает. Если не поймают – нормально. А вот если начнут искать – греха не оберешься. И мне сейчас предупредить, после всех событий последнего времени, стоило. Я включила телефон. Тут же увидела надпись: «Пропущенные звонки – 17, сообщения – 8». Можно даже не смотреть, от кого, не портить себе настроение. Я позвонила воспитательнице:

– Любовь Игоревна, это Руся.

– А, Брусникина! Что скажешь? Вчера, конечно, ты всем устроила… Зайди ко мне после завтрака.

– Хорошо, – ответила я. – Только я на службу иду, в поселок.