Чистая выдумка

Заниматься танцами действительно тяжело. Чтобы добиться результатов, работаешь не только в классе, но и дома. Каждый вечер, едва-едва стрелки часов соединялись на цифре “девять”, я молча уходила в свою комнату, и не важно, чем занималась до этого: убиралась, чистила зубы или ела. Без пятнадцати девять мне должно было становиться к стене у себя в комнате, упереться в шершавые обои, разрисованные белыми мишками в розовых пачках, и давить, всё сильней прижимаясь к чёртовым мишкам лицом, грудью, животом и бёдрами. Колени выворачивались, мышцы бились в истерике, ещё немного и судорога схватила бы их клешнями. А пятки всё никак не хотели быть вместе. Я не могла видеть, но чувствовала, что как бы я не прижималась, стопы оставались всё в том же положении. Тогда приходилось звать маму, она приносила с собой гладильную доску, прижимала её к моей спине и давила, впечатывая мою щёку в выпуклый рисунок обоев.

Дебильно улыбающиеся животные в уродливых пачках.

Но это всё было даже близко не так больно, как заново разбирать и собирать неправильно сросшиеся кости, радовало, что в этот раз хотя бы я не истязала себя сама. Всё что от меня сейчас требовалось – покорно лежать на растяжке и ловить приходы от очередной порции Промедола. Когда действие анальгетика заканчивалось, в мой мир покоя врывалась дьявольская головная боль, сквозь неё я едва различала окружающий мир, больничная палата казалась мне тесным гробом, а под гипсом словно оживали муравьи. Они роились на беззащитной коже, терзая её тысячей цепких лапок. Хотелось почесаться или умереть. Тогда какой-то потусторонний инстинкт, наверно доставшийся мне от всех тех, кто прежде умирал от боли на этой же самой койке, заставлял мою руку из последних сил давить на кнопку вызова дежурной сестры. Ангелом она спускалась ко мне с небес, раздувая края халата белоснежными крыльями, вводила очередную дозу лекарства, и весь ад моей жизни смывался тёплой морской волной наркотического забвения. Только мама хмурилась каждый раз, когда мне требовалась новая доза.

Причудливая конструкция для скелетного вытягивания навевала воспоминания о детстве. Знаете, как растягивают юных балерин, чтобы они могли садиться на шпагаты и прыгать? Тренер клала меня спиной на скамью, подзывала помощника, и начиналась пытка, как на тех картинках со страниц учебника по истории. Тренер давила на левую ногу, её помощник – на правую, и они рвали мне мышцы, выдергивали одну за другой, тянули в разные стороны, раздирая связки, хрящи и проворачивая суставы внутри суставных сумок, как это делаете вы, когда нужно оторвать от запечённой курицы сочный окорочок, только чтобы моё боковое гранд жете было сносным. Остальные девочки держали меня за руки и утирали слёзы. Каждая из нас проходила через это и не раз, все мы знали цену красивым па.

Словно гусеница, что вот-вот должна раскрыться красивой бабочкой, я была замурована в кокон с ног до головы. Из гипса торчали только уродливые кончики пальцев с потрескавшимися кривыми ногтями. В старшей школе я стеснялась носить из-за них босоножки. В закрытой обуви летом мои ноги запекались от жары и жутко воняли, это не добавляло мне популярности. Но у меня не было времени завоёвывать расположение сверстников. Неказистая, тощая от постоянных диет, абсолютно безгрудая, я выбирала самый дальний столик в столовой и старалась слиться с ним. Однажды во время перемены мне на голову натянули чьи-то грязные трусы. Ребята сказали, я пахну точно чей-то зад.

Не легче было и среди танцовщиц, высокая конкуренция и тяжёлый груз родительских надежд не давали нам и шанса на дружбу друг с другом. Нельзя было оставлять без присмотра одежду, милые хрупкие балерины без зазрения совести сыпали соперницам битое стекло в обувь, втыкали иголки в джинсы и выливали молоко в сумки.

Моей лучшей подругой всегда была мама, только она выслушивала меня, бинтовала истоптанные в кровь ноги и делала расслабляющий массаж. Единственный человек во всём мире, который всегда был на моей стороне. Даже сейчас она почти круглосуточно караулила у больничной койки, меняя мне повязки и пытаясь понять, что значит это нечленораздельное мычание, периодически вырывающееся из моего рта.

Расписание с самого детства было спланировано до мелочей: половинка яйца и грейпфрута на завтрак, утренняя кардио-тренировка, школа, обед из каши, отварной куриной грудки и чая без сахара, ещё немного школы и вечерняя тренировка. Чаще всего к ужину сил не оставалось, потому что тело завязывалось в узел, безвольно волочилось за сознанием, едва поспевая, а все мысли были заняты лишь тем, что я недостаточно стараюсь. Пусть к средней школе я наконец смогла соединить пятки в первой позиции и стоять так по нескольку часов, а к средней своим гранд жете выбила ведущую партию, танцевать у меня не выходило. Мама вечно хмурилась, штопая тренировочные пуанты, бурчала, что я машу руками подобно медведю, которого достали пчёлы.