Чистильщик

Тира всегда была лучше любого снотворного, но в этот раз, стоило вытянуться радом, лениво поглаживая по спине, все несуразности последних дней заскакали в голове. Альмод мысленно выругался: какой уж тут сон. Напиться, что ли? К зелейнику среди ночи он не пойдет, хотя тот болтать и не будет.

Тира словно почувствовала, приподнялась на локте.

— Что-то случилось? Ты как будто не здесь.

Он вздохнул. Пророки, чтоб их. Впрочем, она была такой и до того, как проснулась способность прорицать. Часто смеялась, что влюбленная женщина умеет читать мысли безо всякого контроля разума. Но сейчас это совсем некстати — Альмод сам еще не разобрался, что творится, и что с этим делать.

— У меня новый четвертый.

Она охнула.

— Кто?…

— Уна.

Она ткнулась лбом в его плечо.

— Да простит меня Творец, — прошептала Тира, не поднимая головы. — Но я рада, что она, а не ты.

Альмод усмехнулся, прижимая ее крепче.

— Ты ее почти не знала.

Точнее, не желала знать. Все те три года, что Уна проходила в отряде, Тира отчаянно ревновала. Молча, но только слепой бы не заметил. Хотя, видит Творец, повода он не давал. Да и самой Уне нужен был вовсе не он. Но кто поймет этих женщин? После того, как он пришел к Первому и сказал, что у одной из его отряда, кажется, открылся пророческий дар, Тира с ним месяц не разговаривала. Он уже было решил, что все — потому что вовсе не собирался оправдываться. Пророки жили куда дольше тех, кто ходил закрывать прорывы, да и не проснуться после бдения, наверное, лучше, чем оказаться заживо сожранной. Он невольно улыбнулся, вспомнив кое-какие подробности примирения — тогда она все же пришла первой.

— Пусть Творец примет ее душу, — прошептала Тира.

Альмод бездумно повторил ритуальную фразу. Он и без всяких молитв был уверен, что, что Уне уготовано место у престола Творца. Как и Сольвейг до нее. Как и всем тем, кто погиб, пытаясь закрыть прорывы.

Кроме него самого. И других командиров.

— Когда это случилось? — спросила Тира.

— Две недели назад.

— Значит, не сразу… — она снова ткнулась лбом ему в плечо. — Но почему ты не дал знать?

Он помолчал, размышляя, стоит ли спрашивать.

— Скажи, кто оставался на Бдение в эти сутки? И девять дней назад?

Она приподнялась на локте, пристально глядя ему в лицо.

— Трюгви. Утром проснется. Но почему ты спрашиваешь? И почему все же не дал знать? А если бы вас отправили на прорыв втроем?

— Хотел бы я сам знать, почему, — медленно проговорил он. — Я давал знать.

Могли не сообщить рядовым, но не пророкам. Все это начинало очень дурно пахнуть.

— Если бы ты посылал голубя, я бы… — она осеклась. — Ты давал знать? Нам не…

Альмод снова прижал ее к себе, баюкая.

— Ну, будет тебе. Все же обошлось. Невелика разница — трое, четверо…

На самом деле порой и четверых было мало, но больше проход просто не удерживал. Да обычно и так справлялись. Уже много веков.

— Обошлось? — Она резко высвободилась. Голос дрогнул. — Ты хочешь сказать, что вас все же…

Он мысленно выругался.

— Говорю же, обошлось. Все живы. Четвертый очень неплох, хоть и не прошел посвящение.

Своенравный, самоуверенный и самолюбивый. Но это не имело значения — мало кто из чистильщиков мог похвастаться добрым нравом. От опасности парень не бегал и учился быстро. Пообтешется, поняв, что мир не крутится исключительно вокруг него — выйдет что-то путное. Если успеет.

— Я спрошу Трюгви.

— Нет. Я сам с ним поговорю. И с Первым. Но держу пари, все это просто дурацкое совпадение.

Хотел бы он сам быть в этом так уверен.

Глава 10

Особняк чистильщиков, с улицы выглядевший почти неприметным, оказался огромным — целое поместье посреди города. Большой задний двор, харчевня для всех, с утра закрытая, как и повелел Творец — грех насыщать брюхо, прежде не утомив тело — и маленький трактир для тех, кто не захочет довольствоваться казенным харчем. Баня. Часовня. Библиотека — вполне приличная, на взгляд Эрика, что бы там Кнуд ни наговаривал. Отдельно выстроенный зал для отработки плетений, защищенный от всего, от чего только можно, и открытая площадка для занятий мечом.

Словом, здесь было все, чтобы больше сотни человек, могли жить в удобстве и довольстве, практически не выбираясь в город. Впрочем, по словам Кнуда, который и показал Эрику все это, выходить в столицу тоже не запрещалось. С некоторыми оговорками, конечно, чтобы в любой момент можно было собрать и отправить два отряда, не разыскивая чистильщиков по закоулкам.

На Эрика пялились, едва не сворачивая шеи. Сперва он было решил, что показалось, просто нервничает в незнакомом месте среди чужих людей, вот и мерещится невесть что, но Кнуд, проводив взглядом двух девушек, что-то — или, как подозревал Эрик, кого-то — шепотом обсуждавших, заметил:

— Не припомню, чтобы при моем появлении все так таращились. Что с тобой не так?