Чистильщик

Он втянул воздух сквозь зубы — грудь словно сдавило обручем. Заставил себя шевельнуться. Мужчина, наконец, заметил движение. Замер, глядя через плечо Мары, точно на ожившего покойника. В следующий миг обернулась и Мара, вскрикнув, вскочила. И, глядя как с ее лица сползает краска, Эрик ощутил нечто вроде злорадного удовлетворения.

В следующий миг он узнал мужчину. Два года назад приехавший из столицы профессор Вагни сменил ушедшего на покой профессора-травника. Мара смеялась, рассказывая — мол, половина девчонок сон потеряла, а тот словно не замечает, только дверь в кабинет всегда нараспашку. Даже начали поговаривать, что вовсе не девчонки интересуют нового учителя.

Месяца же не прошло!

Эрик ожидал, что Вагни тоже вскочит, попытается заслонить Мару, что-то сделать, сказать. Что угодно, чтобы дать ему повод. Дар у профессора-травника был совсем слабый, Эрик стер бы его в порошок еще до посвящения. Но тот лишь отодвинулся на кровати, словно пытаясь заползти за юбки Мары.

Эрик шагнул ближе, оглядывая обоих.

— Ты, — сказал он, в упор уставившись на профессора. — Брысь отсюда.

Тот часто закивал, суетливо оправляя одежду. Засеменил к двери. Мара уставилась на него неверящим взглядом. Эрик горько усмехнулся. Вот так вот.

— Неужели получше не могла найти, чтобы в трофеи записать? — спросил он нарочито громко.

Открылась дверь.

— Позовешь кого-то — доберусь и убью. — бросил он. Успел заметить, как ссутулились плечи Вагни прежде, чем закрылась дверь. Снова повернулся к Маре.

— Эрик, не надо… выдохнула она.

Еще шаг. Эрик сам не знал, как собирается поступить. Сделать так, чтобы ей было так же больно, как ему сейчас? Или просто — еще два шага, объятья, которые могут быть и жесткими, склониться к губам, подмять под себя и получить то, что до сих пор снилось ночами. Она не закричит, и сопротивляться не будет. Да даже если будет, толку-то… Так просто.

Она попятилась, упершись в стену. Шаг, еще один.

— Ты сказал: «будь счастлива» — прошептала Мара.

Эрик усмехнулся, приподнимая ей подбородок. Наклонился, почти касаясь губами губ.

— А ты такая послушная девочка? С каких пор? И как долго ей будешь?

Она застыла. глядя снизу вверх. Эрик заглянул в глаза, в которых плескался самый настоящий ужас. Мара испугалась его. Его, который за все время ни разу ее не обидел.

Его, который минуту назад всерьез размышлял, что сопротивляться она не будет. Неужели за неполный месяц среди чистильщиков он и сам превратился в чудовище?

Эрик выпрямился, криво улыбнувшись.

— Не бойся. Не трону. Ни тебя, ни… этого.

Он отступил на шаг. Вытащил из-за пазухи ее письмо, разорвал, глядя в глаза. Губы Мары дрогнули. Эрик отстегнул от пояса кошель, ее подарок. Взял за руку — девушка вздрогнула от прикосновения — вложил в ладонь увесистую мошну, заставив сжать пальцы.

— Прощай.

Пять шагов до балкона, и сигануть через перила. Он снова усмехнулся при этой мысли. Пора бы уже взрослеть, наверное, а не пытаться убежать на тот свет каждый раз, когда кажется, что мир рассыпался вдребезги. Пережил тогда. Переживет и сейчас. Всего-то — снова научиться дышать.

Он ждал, что за дверью окажется Вагни, а то и с подмогой. Нет, драться бы не стал, он же обещал Маре не трогать этого, а сражаться с профессорами, которые его вырастили и вовсе последнее дело. Рвал бы плетения, усыплял, может, еще бы что придумал. Невозможно же поверить. что Вагни просто ушел, оставив ту, кого считал своей женщиной, на милость разъяренного чистильщика. Но никто так и не появился. Только изумленно таращились попадавшиеся на лестницах школяры.

* * *

Он не слишком понял, как оказался на станции, как поднялся в комнату.

— Нагулялся? — усмехнулся Альмод. — Я ставил на месяц. Ошибся, шустра оказалась девчонка.

Эрик не повернул головы в его сторону. Вытряхнул на кровать сумку, раскрыл книгу. Сухо хрустнула, ломаясь, резная закладка слоновой кости. Хорошо, что у него не осталось подарков от Лейва. Снова шагнул к двери.

Альмод прислонился к косяку, скрестив руки на груди. Эрик встретился с ним взглядом:

— Выпусти. Хочу побыть один.

Тот помедлил, и Эрик добавил

— Не бойся, не сбегу и не… — он хмыкнул. — Много чести.

Он и вправду хотел побыть один, но вскоре стало ясно, что деваться в Солнечном некуда. Не было здесь места, не навевавшего воспоминания. Вот под этой вербой они поцеловались в первый раз — тогда, как и сейчас, на ветках висели пушистые сережки. Только тогда сквозь ветви слепили глаза солнечные блики, а сейчас едва просвечивал месяц. А вон на той поляне Лейв учил первогодков обращаться с огнем так, чтобы не навредить ни себе, ни другим. Вон тот сеновал… роща… река…

Ему не было здесь места, и ничего с этим не поделать.

Когда Эрик вернулся, на резных перильцах крыльца, разглядывая звезды, сидела Ингрид. Когда он шагнул на ступеньки, зажгла светлячок.

— Разомнемся?

Эрик помедлил. Шевелиться — тем более махать мечом — не хотелось совершенно. Хотелось рухнуть лицом в подушку и увлеченно и вдохновенно жалеть себя, несчастного, всеми преданного, никому не нужного, и…

Так ли уж никому?

Он поднялся на крыльцо.

— Давай.