Чисто британское убийство. Удивительная история национальной одержимости

Впрочем, в деле доктора Уильяма Палмера, вопреки стараниям экспертов, добиться полной ясности так и не удалось: новомодные медики не сумели доказать, что в желудке Кука находился стрихнин. Альфред Суэйн Тейлор, самый видный из токсикологов, выступал на стороне обвинения. Но вместо стрихнина он обнаружил в теле Кука лишь незначительное количество сурьмы. Этот тяжелый металл действительно ядовит, но тем не менее входит в состав многих лекарств, и присутствие его в организме еще не доказывает убийства. Дело в том, что обнаружить стрихнин очень трудно. По словам Тейлора, он «настолько быстро впитывается в кровь, что через час его уже невозможно выделить с помощью химической реакции».

Самый известный из свидетелей-экспертов, автор учебника судебной экспертизы, Тейлор лучше других умел сочетать в расследовании конкретных случаев знания химии и права. Не в пример другим, он понимал разницу между доказательствами, требуемыми в суде, и теми, к которым стремится медицина. «Суду, – писал он, – нужно знать [например], есть ли в теле следы мышьяка и стал ли он причиной смерти, в то время как наличие этих следов в смеси со следами висмута или свинца, столь интересное для химика, в судебно-медицинской экспертизе ни малейшей роли не играет».

На судебном процессе по делу Палмера Тейлор нашел достойного противника в лице Уильяма Хирпета, лучшего специалиста по обнаружению мышьяка, и эти два токсиколога оспаривали друг у друга первенство в своей профессии. Хирпет возглавил команду из десяти экспертов, выступивших на стороне защиты, и все они подвергали сомнению доводы Тейлора, считая наличие следов стрихнина в теле Кука сомнительным и недоказанным.

Но, несмотря на отсутствие убедительных доказательств, Палмера признали виновным. Против него говорило все: он, несомненно, покупал стрихнин, его финансовое положение оставляло желать лучшего, а поведение на вскрытии выглядело подозрительным. Позицию Тейлора и других экспертов, выступавших на стороне обвинения, подкрепили свидетельские показания горничной с постоялого двора, наблюдавшей агонию Кука: тело его выгибалось дугой, руки и ноги судорожно двигались, взгляд был диким. Все это свидетельствовало в пользу отравления.

14 июня 1856 года Палмера повесили в Стаффордской тюрьме перед тридцатитысячной толпой. Стоя на помосте, он дерзко бросил следователям: «Кука я стрихнином не травил». Что он имел в виду – что он невиновен вообще или что использовал другой яд? Ситуация была щекотливой, и даже в наши дни кое-кто из жителей Рагли не верит в виновность Палмера и видит в нем местного героя.

В споре токсикологов Тейлор явно вышел победителем, и хотя среди медицинских светил он считался звездой первой величины, то, что обнаружить в организме Кука следы стрихнина так и не удалось, повредило его репутации. В последующие издания своего учебника, впервые изданного задолго до процесса Палмера, он добавил несколько страниц, в которых постарался защитить свою позицию. Спустя всего несколько лет Хирпету посчастливилось свести с ним счеты. В 1859 году Тейлор допустил досадную оплошность. Во время суда над неким Томасом Сметерстом он провел тест на наличие мышьяка и счел его результаты положительными, хотя уже были доступны и более надежные методы. Хирпет в The Times обвинил Тейлора в «грубой ошибке», утверждая, что «ни один здравомыслящий химик, отыскивая следы мышьяка, не стал бы полагаться на подобный анализ». Забавно наблюдать, как эти два почтенных служителя науки стремились уничтожить друг друга, но сама их борьба наглядно показывает, как, развивая науку, которую они представляли, ученые нащупывали пути достижения цели, испытывая различные способы, отстаивали истину.

* * *

По словам историка Иэна Берни, из всех способов убийства отравление больше всего прельщало воображение викторианцев. Оно ничем не противоречило ощущению новизны, которое утвердилось тогда в обществе. Люди переселялись в города, отдаляясь от родных и друзей и сближаясь с чужаками. Ядом убивали человека не сгоряча, не в порыве сильных чувств, а с расстояния, не обнаруживая себя. Можно даже сказать, что такой характер убийства являлся отражением качеств, которые принято считать типичными викторианскими чертами: предусмотрительностью и дотошным планированием.

Подобно другим новшествам, сделавшим жизнь викторианцев более комфортной, яд в качестве орудия убийства стал своего рода новацией, которую отличала очень удобная особенность – причастность злоумышленника к отравлению была не столь очевидной. Обнаружить это могли только профессиональные медики, хитроумием и мастерством не уступавшие преступникам. Как сказал в 1840 году коронер Уильям Блейк, «в века более грубые использовались методы смелые и вызывающе агрессивные, оставлявшие явные следы… но современные злодеи действуют так тонко, что никакого ключа к расследованию убийства мы не находим».