Ну а если она и
*
В 1857 году молодую (тогда ей было всего 22 года) Мадлен Смит обвинили в отравлении Пьера Эмиля Ланжелье, молодого человека, занимавшего невысокое положение в обществе. Принадлежавшая к сливкам буржуазного общества, избалованная родителями уроженка Глазго, Мадлен вступила с ним в связь в девятнадцать лет, только-только вернувшись домой из пансиона. Как принято в их кругах, Мадлен готовили к тому, чтобы стать женой. Обучали ее в основном искусству обмана. Во многих закрытых школах воспитательницы вскрывали письма своих питомиц, и девушки, чтобы сохранить тайну переписки, подкупали слуг, доставлявших им послания. «Укрывательство и обман — вот чем заполнена жизнь в женских пансионах, — сетовал
Вопреки своей романтической фамилии, Ланжелье16 не был богатым женихом, о котором мечтали бы для своей дочери родители Мадлен. Родившись на Джерси, он некоторое время прожил во Франции, затем поступил клерком в судостроительную компанию. Приятели в Глазго описывали его как человека угрюмого и недовольного своей участью. С Мадлен он повстречался в том единственном месте, где только и могли пересечься люди из разных слоев общества: на улице. Между ними тут же вспыхнула взаимная симпатия, и они вступили в переписку: девушка отправила через горничную более 60 писем. Этот канал доставки организовала сама Мадлен. С холодным вероломством она шантажировала горничную, пригрозив раскрыть собственную любовную интрижку девушки.
Мадлен и Ланжелье (друг друга они называли «Мими» и «Эмиль») устраивали и свидания, во время которых их близость достигла — с позиции девицы Викторианской эпохи — точки невозврата. Выход она видела в браке, которого желала искренне и всей душой. «От меня ждали, что я выйду за человека богатого, — писала она Эмилю, — но я беру в мужья мужчину, которого люблю. Знаю, что все мои друзья меня осудят и отвергнут, но мне все равно».
Когда в ходе процесса всплыли письма Мадлен, это вызвало сенсацию. Получалось, что даже девица из хорошей буржуазной семьи может стремиться к сексу и получать от него удовольствие. «Теперь я жена во всех смыслах этого слова, — писала Мадлен Эмилю 27 июня 1856 года, хотя, конечно, формально брака своего они не зарегистрировали. — Женой другого после нашей с тобой близости я никогда не стану», — заверяла она возлюбленного, в то же время уговаривая себя, что «наша связь не противозаконна, ибо я жена [ему] перед Богом, и, значит, в любви нашей нет греха».
Но мужем Мими Эмиль так никогда и не стал. Со временем чувство ее к нему остыло, — чем дальше, тем больше она видела в нем воплощение недозволенного — того, о чем не подобает даже думать юным девам, — и под разными предлогами пыталась его отвадить. Родители, не знавшие о романе дочери, торопили ее с замужеством, и она боялась, что все раскроется. От третьих лиц Эмиль узнал, что родители Мадлен нашли ей жениха гораздо более подходящего, чем он, — одного из деловых партнеров отца.
Судя по всему, Мадлен опасалась, что отвергнутый возлюбленный в сердцах может раскрыть тайну их былых отношений и тем разрушить ее жизнь. В письмах она умоляла Эмиля: «Прошу тебя, ради всего святого, не посылай мои письма папе. Он проклянет меня и выгонит из дома. Я умру…»
В марте 1857 года состоялось несколько их свиданий — надо думать, мучительных и полных слез. Мадлен, не выходя из дома, беседовала с Эмилем через кухонное окно. На одном из этих свиданий она угостила его чашкой горячего шоколада, после чего он стал страдать от желудочных болей и через два дня после их последней встречи скончался.
Письма Мадлен, найденные на квартире Эмиля, привлекли к ней внимание полиции. Вдобавок ее имя значилось и в реестре покупателей ядов у аптекарей. Выяснилось, что она дважды приобретала у них мышьяк. Яд мог предназначаться крысам, как и утверждала Мадлен, или использоваться в косметических целях. Но покупка яда могла означать и намерение Мадлен избавиться от осложнившего ей жизнь обстоятельства.