Чисто научное убийство

Оружие легло мне в руку легко и удобно, я ощутил неожиданный прилив сил и, одним прыжком преодолев пространство комнаты, обнаружил дверь и прошел сквозь нее, как сквозь туманную преграду, почувствовав лишь прикосновение, подобное прикосновению влажного собачьего языка.

Я был на улице, в середине темного квартала, и сейчас я не мог бы сказать, в какую именно дверь мы с М. вошли некоторое время назад. Возможно, та дверь находилась и вовсе на другой улице. Возможно, с тех пор прошло уже несколько часов. Ощущение времени исчезло, и лишь логически я мог предположить, что прошло не более шести или семи часов, поскольку еще не начало светать.

Какая-то тень мелькнула передо мной, и я подумал, что это, должно быть, мой друг М., последовавший за мной и теперь готовый показать мне предложенное им приключение. Я позвал его по имени, но в ответ не услышал даже эха. Все та же тень скользила во мраке между домами — бесплотная и полупрозрачная, в тусклом свете единственного на весь квартал фонаря я видел, как сквозь тень просвечивают бурые кирпичи. Это был не М., тень была женской, длинное платье волочилось по мостовой, и я подумал, что при жизни женщина, несомненно, была очень красива. Об этом говорили гордый поворот головы, высоко поднятый подбородок. Я не мог разглядеть черт лица, для этого здесь было слишком темно, и одним прыжком приблизился к тени, потустороннее происхождение которой было для меня совершенно очевидно. Это был призрак, и явление призрака на темной парижской улице представлялось мне вполне естественным.

Острое желание сделать еще одну затяжку заставило меня пожалеть об оставленной в покинутой комнате трубке, но я немедленно обнаружил, что до сих пор сжимаю ее в левой руке (в правой я держал кинжал). Остановившись на мгновение, я втянул в легкие горячий дым и не замедлил убедиться в том, что на улице стало чуть светлее, а призрак приобрел более плотные телесные очертания, хотя и продолжал удаляться от меня быстрыми бесшумными шагами.

Еще мгновение я потратил на то, чтобы принять решение: с одной стороны, следуя простой логике, я должен был сделать побольше затяжек, чтобы лучше видеть и чтобы заставить призрак стать материальным; с другой же стороны, оставаясь на месте и раскуривая трубку, я непременно упустил бы женщину, сколь бы эфемерным ни было это видение.

Я затянулся один раз и бросился вслед.

Я мчался по темной улице, дома смотрели на меня черными провалами окон и, как мне казалось, эти огромные глазницы расширились еще больше от охватившего их ужаса: они видели встречу материального с потусторонним, и эта встреча ужасала. Ужас, исходивший от окон, домов и самой мостовой, предупреждавшей меня об опасности гулким стуком, не мог не передаваться и мне, я ощущал, что все менее и менее способен контролировать собственные поступки, и что мое внутреннее «я» громко призывало меня остановиться и вернуться назад, отыскать М. и отправиться домой. И, тем не менее, нечто, имевшее ко мне весьма смутное отношение, будто таран, толкало меня в спину — если бы я попробовал остановиться, то непременно не удержал бы равновесия и повалился лицом вперед, на камни мостовой. Возможно, именно этот страх разбить себе лицо и заставлял меня мчаться, будто гончая, вместо зайца загнавшая матерого волка?

Завернув за угол, я увидел, что женщина остановилась у витрины, закрытой на ночь массивными ставнями. Она стояла, полуобернувшись в мою сторону, будто ожидала моего появления, и наши взгляды впервые встретились.

Святые угодники! Непреодолимая сила уперлась мне в грудь, будто я налетел на невидимый забор, расплющился об него, растекся вязкой жидкостью, в глазах моих потемнело, улица потеряла очертания, и лишь женщина осталась такой, какой и была — изумительный разлет бровей, иссиня-глубокие глаза, волосы, спадавшие до пояса, вырез платья открывал высокую грудь, вздымавшуюся от волнения, рука женщины была протянута ко мне, и я понял, что это именно она остановила меня, я ощутил прикосновение воздушных пальцев, острый ноготок впился мне в кожу под левым соском.

Я остановился и не упал, как ожидал еще мгновение назад, — напротив, я стоял, будто зажатый в тиски: сзади в спину мне уперлась рука, толкавшая меня вперед, а спереди незнакомка нежной ручкой сдерживала мои поползновения приблизиться, чего я хотел сейчас больше всего на свете.

Никогда прежде я не видел в своей жизни женщины более прекрасной и более недоступной. Стена дома уже не просвечивала сквозь ее эфемерную фигурку, это был не призрак, но человек во плоти и крови, желание прикоснуться к незнакомке или хотя бы обменяться с ней словом оказалось сильнее всех охвативших меня страхов, и я, чувствуя сдавленность в груди, сказал:

— Мадемуазель, позвольте…

Я не успел закончить фразу. Обе силы внезапно отпустили меня, я был волен теперь двигаться или стоять на месте, но прекрасная незнакомка исчезла. Мне почудилась мелькнувшая тень где-то далеко впереди, и легкий то ли вздох, то ли отголосок смеха коснулся моих ушей.