Чисто римское убийство

– В ночь, когда произошло убийство, в доме Лоллия был еще один из твоих друзей. Некто Юний, – проговорил Петроний.

– Юний? – куртизанка растерялась впервые за время разговора. – Он милый юноша… Что общего между ним и убийством гладиатора?

– Публий Корвин, ты, наверное, знаешь его, придерживается противоположного мнения о твоем друге, – отозвался всадник. – И он точно не считает Юния милым молодым человеком. Мне даже показалось, он намекал, что твой друг мог вступить в сговор с гладиаторами.

Взгляд Эвридики внезапно стал жестким, ее губы сжались в тонкую полоску, а лежащая поверх накидки правая рука напряглась, словно захватившая добычу лапа хищной птицы.

– А Корвин тоже там был?

Петроний кивнул. Эвридика заговорила, старательно подбирая слова:

– Видишь ли, я хорошо знаю Корвина. Когда он добивался меня, он очень боялся переплатить лишнего. Наша с ним переписка была долгой и очень, очень подробной. Потом, содержание этой переписки каким-то образом стало известно друзьям Корвина. Я думала, он подозревает меня. – Эвридика закатила глаза, подчеркивая абсурдность таких подозрений. – Но, возможно, я ошиблась. Душа этого человека, как грязный пруд, на дне которого живут жабы. Возможно, он подозревал Юния. Кстати, – куртизанка внезапно оживилась, – Аякс был моим посыльным. Корвин мог затаить против него обиду.

– Значит, это ты та самая дама, из-за которой над Корвином потешался весь Рим? – произнес Петроний. – Лоллий рассказывал мне об этом случае. Но говорил, что Корвин не был обижен и смеялся вместе со всеми.

– Не знаю, близко ли ты знаком с Корвином, но мне он показался не тем человеком, который умеет прощать обиды. Знаешь, – Эвридики доверительно понизила голос, – я немного боюсь его. Из-за этой истории. Клянусь Доброй богиней, Корвин, ни перед чем не остановится, чтобы отомстить тому, кто выставил его на посмешище.

*****

С самого утра Луций Лоллий Лонгин принимал клиентов. Обыкновенно Лоллий не слишком утруждал себя тщательным исполнением обязанностей патрона и поэтому, дармоеды не толпились у него в атрии по утрам, наполняя дом стенаниями и ссорами. Однако, прослышав о недавнем несчастье, толпа бездельников ринулась на дом Лоллия, как стая ворон кидается на тушу издохшей коровы.

С тех пор как он проснулся, Лоллий принял уже дюжину попрошаек. Ему казалось, что их поток не иссякнет никогда. Всякий, кто считал себя связанным с домом Лоллиев, спешил принести свои соболезнования в надежде унести с собой несколько монет, милую безделушку или на худой конец корзинку с остатками вчерашнего ужина, подаренные благодарным за участие патроном.

Последний из стервятников покинул спальню, сжимая в сухоньких, но цепких лапках почти новую тунику, круг сыра, половину курицы и отрез недешевого полотна для беременной жены, которая не явилась с соболезнованиями лично "единственно, и исключительно, что ноги опухли, и живот таскать тяжко".

Откинувшись на подушки, Лоллий только успел перевести дух, как дверь вновь отворилась.

– Эбур, хвала Юпитеру, Юноне и всем остальным это ты, – Лоллий вскинул руки в молитвенном жесте и с робкой надеждой поинтересовался. – А что клиенты? Кончились?

– Да господин. Иссякли.

– Наконец-то. – Приятная новость мигом вернула Лоллию доброе расположение духа. – А все же согласись, и мой дядюшка не смог бы провести этот прием лучше.

– Нет сомнений, уважаемый Квинт Лоллий был бы вполне тобой доволен. Но…,

– Достойно, в духе добрых римских обычаев патрон расточает милости почтительным клиентам. – Лоллий поправил подушки, и улегся поудобнее, опершись на локоть. – Кстати, «расточает» уместное слово?

– Думаю вполне подходящее, однако…

– Дядюшка поступил эгоистично, сбежав из дому ни свет ни заря, – пожаловался Лоллий. – В конце концов, это не только мои, это клиенты семьи. А он старший родственник.

– Квинт Лоллий, безусловно, мог бы взять на себя часть обязанностей.

– Да. Мог бы. Конечно, мог. Будь у меня мужество Сцеволы я бы ему так и сказал сегодня же за обедом. Думаешь, у Сцеволы хватило бы мужества сказать что-то подобное моему дядюшке?

– Этот достойный римлянин не испугался гнева самого царя Порсены, а тот, как говорят, отличался дурным характером.

– Да. Но, я не Сцевола, – Лоллий протяжно вздохнул. – И дядя не какой-то там этрусский царь. Поэтому, за обедом говорить будет он. Как говорится: "в бурю лучше плыть, спустивши парус52".

– Такая осторожность в высшей степени похвальна. Хотел бы…,

– Ну ладно. В конце концов, все закончилось, – примирительно произнес Лоллий и начал распоряжаться. – Прикажи пусть ко мне придет цирюльник. Нужно уложить волосы. И пусть принесут цекубского. И маслины. И сыр. Эти бездельники здорово нагоняют аппетит. И пришли ко мне Париса. Я хочу продиктовать несколько писем. За делами нельзя забывать о долге вежливости.

Наконец Лоллий умолк. Убедившись, что фантазия хозяина иссякла, Эбур вежливо поклонился и невозмутимо произнес: