– Я буду рад… Но… Для чего?
– Стена твоего сада примыкает к саду Лоллия. Кто-то из твоих домочадцев мог слышать что-нибудь, что может оказаться полезным для нас, – пояснил всадник.
– Если бы кто-то из моих домашних что-нибудь заметил, я бы наверняка уже знал об этом. И, конечно, я не стал бы ничего скрывать от моего дорогого соседа.
– Бывает так, что люди сами не осознают важность того, что они видели или слышали. Правильные вопросы помогут им вспомнить. Поверь, у меня и моего управляющего большой опыт в таких делах.
– Конечно. В таком случае… Если ты считаешь это важным. Действительно важным…, – Сирпик явно не был в восторге от этой идеи, но не мог найти ни одного пристойного повода для отказа. – У меня ведь нет причин отказать в таком пустяке?
– Не вижу ни одной. – Петроний лучезарно улыбнулся. – Я был уверен, что найду у тебя полное понимание.
*****
– Ловко. Ловко проделано, клянусь крылышками Меркурия. Правда, я не понимаю для чего тебе это нужно. Ну, если только ты не хочешь отомстить за своего друга, которому пришлось терпеть этого зануду, – кровожадно сказал Лоллий, когда Сирпик, наконец, покинул его дом.
– Все может быть, – уклончиво ответил Петроний, опускаясь в кресло, которое еще недавно занимал внук вольноотпущенника.
– Ну, рассказывай же скорее, – нетерпеливо проговорил Лоллий.
Однако Петроний не стал спешить. Сначала он уселся, так как ему хотелось, с наслаждением вытянул ноги, кивнул слуге, разрешая налить себе вина, и только после этого лениво уронил:
– Это не такое простое дело, чтобы разобраться с ним за один день.
– Тебе легко говорить. Весь Рим болтает о том, что произошло у меня в доме. Префект отчитывал меня так, будто я то ли мальчишка, который залез в его сад, то ли государственный преступник, надумавший устроить новые иды. Вчера приехал мой дядюшка, а этой ночью умер один из моих рабов, – пожаловался Лоллий.
– Квинт Лоллий здесь? Нам повезло. – Петроний благодушно улыбнулся.
Лоллий-младший посмотрел на него с подозрением.
– Дядюшка о тебе тоже всегда был самого высокого мнения, – саркастически произнес он.
– Нет, я серьезно. Очень любезно со стороны твоего дядюшки навестить тебя именно сейчас, когда он мне так нужен.
– Вы сможете насладиться обществом друг друга. Он ушел по делам, но к середине дня вернется, – у Лоллия было еще, что сказать по поводу своего дядюшки, но в разговор неожиданно вмешался иудей.
– Ты сказал, господин, что ночью умер один из твоих рабов, – спросил он.
– Это Бриарей. Никто не помнит, сколько ему было лет, – поспешил сообщить Эбур.
– Не тот ли это слуга, который был привратником при садовой калитке? Старик, выживший из ума? – уточнил Иосиф.
Получив утвердительный ответ, он выразительно замолчал. Однако теперь смертью Бриарея заинтересовался Петроний.
– Ты полагаешь, он умер от естественных причин? – произнес он, обращаясь к Лоллию.
Хозяин дома пожал плечами. Меньше всего его интересовала сейчас смерть дряхлого раба.
– От чего еще? Он был старым, когда мы с тобой носили тоги с каймой55
.– Твой врач осматривал труп? – вновь вмешался Иосиф.
– Понятия не имею, – Лоллий вопросительно посмотрел на Эбура.
– Тимон уехал в Остию56
. Сегодня прибывает корабль из Александрии, на котором должны были привезти какие-то редкие индийские травы. Я отпустил его, поскольку он боялся, что лекарства могут перекупить. Он вернется завтра, – сообщил управляющий.– Тогда было бы не лишним осмотреть тело. Просто на всякий случай. Иосиф мог бы сделать это, – предложил Петроний.
*****
– Во что ты меня втянула?
Раздраженный до крайности Юний стоял у окна и почти с ненавистью смотрел на куртизанку, которая полулежала в кресле с низкой спинкой. Толстая египтянка Фаида трудилась над ее прической, менее опытная Антиноя в это время покрывала свежим лаком ногти на ее ногах.
– Успокойся. Или, по крайней мере, отойди от окна. Ты заслоняешь девочкам солнце, – лениво протянула Эвридика.
– Ты дура! – выкрикнул Юний так громко, что обе служанки испуганно вздрогнули.
Не в силах сдержаться молодой человек сорвался с места и пересек комнату из конца в конец. Куртизанка, которой адресовались его слова, даже не шевельнулась. Она лишь одобрительно прикрыла глаза, когда Юний перестал метаться и остановился чуть в стороне от окна.
В сущности, Юний не был грубияном. Наоборот, он помнил себя воспитанным и скромным юношей. Но даже самый лучший характер начинает портиться, столкнувшись с безжалостной реальностью столичной жизни. Провинциалу без денег и без особенных связей трудно пробиться в равнодушном городе, где в водоворотах интриг каждый день идут на дно разбитые вдребезги надежды.
В реальности жизнь в Риме оказалась совсем не такой, какой она виделась из тихого Тицина. Обязанности клиента дальнего столичного родственника были унизительны, обременительны, едва позволяли свести концы с концами и главное не сулили никаких перспектив в будущем. За несколько месяцев, проведенных в Риме, Юний встретил немало людей, приехавших в Город обремененными амбициями и поседевших в надменных приемных.