Чисто римское убийство

Раб, не вырастивший у себя органа чувств, способного улавливать самые ничтожные колебания переменчивого настроения хозяина, может очень скоро переместиться из уютного римского дома в сельскую усадьбу в какой-нибудь Кампании и провести немногие оставшиеся ему годы за пахотой, сбором оливок или подвязыванием виноградных лоз.

У привратника Сирпика этот орган чувств был. И, судя по тому, как поджались губы раба при виде Петрония и его управляющего, всадник не пользовался расположением внука погонщика мулов. Впрочем, и стать здесь персоной нон-грата Петроний еще не успел: прежде чем захлопнуть окошко, привратник с некоторым сомнением пообещал, что доложит о визитерах хозяину.

*****

– Даже трижды мертвый он не оставляет нас в покое. Он как проклятье, как демон, как болезнь снова и снова возвращается, чтобы нести зло. – Эгнация сцепила пальцы с такой силой, что ее ногти глубоко впились в кожу. – Почему, почему ты не избавился от него еще тогда? Почему ты был таким легкомысленным? Почему ты думал о своей мести больше, чем о своей семье? И почему ты не рассказал мне сразу?

Эгнация подняла голову. Муж, нелепый в своей пышной тоге, которую он не снимал даже дома и которую так и не научился, как следует носить, стоял напротив нее с глазами, опушенными к полу.

– Моя ошибка. Прости, – наконец выдавил Варий-старший, удивительно похожий в этот момент на их сына.

У Вария-младшего вчера было в точности такое же лицо, когда он, точно так же нехотя, но искренне, просил у матери прощения. Эгнации внезапно до пронзительно-щемящей боли в животе стало жалко мужа, сына и себя саму. И чтобы не расплакаться от этой жалости она подалась вперед, хватаясь за руку Вария, как утопающий хватается за соломинку.

– Ты прости меня, – Эгнация запнулась. Прежде чем она смогла сформулировать, за что именно просит прощения в дверь аккуратно, но настойчиво постучали.

Эгнация отпрянула от мужа, словно это ее прикосновение было чем-то запретным и недозволенным. Варий повернул голову к двери и раздраженно, но в, то, же время как будто с облегчением рявкнул.

– Да. Кто еще там?

Все домочадцы были прекрасно осведомлены, что сколь бы ни был суров Гай Варий Сирпик, в присутствии жены он не позволит себе жестокости или несправедливости. Поэтому, проскользнувший в комнату слуга, скорее изображал, чем на самом деле испытывал трепет перед хозяином. Но делал это честно: ссутулившись, чтобы казаться ниже ростом, часто кланяясь и, то и дело, запинаясь, он, доложил, что некий Марк Петроний Урбик вновь позволил себе нарушить покой обитателей дома.

– Он еще не наговорился? – Тон и стремительно багровеющее лицо Вария не оставляли никаких сомнений относительно его желания встречаться с посетителем.

Слуга поклонился:

– Я передам, что вы не можете его принять.

Он готов был уже покинуть комнату, когда Эгнация внезапно поднялась с кресла.

– Проводи его в атрий. Мы скоро придем, – распорядилась она голосом, не допускающим возражений.

Раб перевел взгляд на хозяина, но тот, не желая в присутствии слуги вступать в спор, суливший ему неминуемое поражение, лишь кивнул, утверждая распоряжение жены.

– Эгнация, во имя Юпитера, зачем? – как только раб выскользнул за дверь, Варий в изумлении развел руками.

– Мы ведь не сможем прятаться всю жизнь, а отказываясь от разговора только навлечем на себя новые подозрения. Если хочешь, я поговорю с ним сама.

Варий дернул подбородком, словно собираясь возразить, но лишь тяжело вздохнул.

– Ты моя Гайя, а я твой Гай.

*****

Со времени возвращения домой Лоллий был преисполнен дурных предчувствий. На протяжении обратного пути Петроний был слишком занят собственными мыслями, игнорируя любые попытки приятеля вовлечь его в беседу. Узнав, что дядюшка спешно уехал из Рима, а Эбура нет дома, всадник многозначительно нахмурился и объявил, что должен уйти по делам, связанным с расследованием. Обиженный Лоллий даже не попытался его удержать. Сейчас он сожалел об этом. Впрочем, куда больше он жалел, о том, что в принципе затеял все это дело, вместо того чтобы тихонько похоронить труп и забыть о случившемся навсегда.

Уже больше часа Лоллий сидел в кабинете и изучал отчеты. Во всяком случае, таблички с отчетами были разложены перед ним на столе. Время от времени Лоллий брал одну и с хмурым видом рассматривал цифры, словно был в состоянии в них разобраться, затем откладывал в сторону и брался за другую.

Естественно, это занятие только пуще вгоняло его в тоску. Сейчас он был бы рад любой возможности сорвать свое дурное настроение. К сожалению, известие о том, что господин занялся проверкой счетов, разнеслось по дому со скоростью лесного пожара. Даже самые недалекие из домочадцев в состоянии были сделать из этой новости верные выводы. Поэтому, никто не решался потревожить Лоллия в его мрачном уединении. Освещенный лишь скупым светом закатного солнца атрий был пуст и печален.

*****