Чистое небо (СИ)

— Ну, рясы у них красные. Видишь, в брюхе пусто, о чем ни заговорю, все о еде выходит. Пойдем, ну!

Мальчик рассмеялся.

— Хорошо, иду, иду.

Вместе с остальными он вышел из скриптория и оказался в зале Тысячи Звезд — на самом деле внутреннем дворе, расположенном в самом сердце монастыря. Пересек его, остановившись на секунду, чтобы опуститься на колено, коснуться края неглубокой ямы, черной и словно выжженной пламенем, и поднести руку к губам. Дальше по галерее, повернул в коридор, в конце которого уже распахнулись двустворчатые деревянные двери, покрытые резьбой. До носа донеслись вкусные запахи; в просторной светлой трапезной за длинными столами уже сидели десятка два монахов в синих рясах, а дежурные заканчивали последние приготовления к обеду.

Рот наполнился слюной. Вроде только что есть не хотелось, а вот стоило посмотреть на свежеиспеченный хлеб, деревянные миски с густым горячим супом, блюда с зеленью и овощами, как вдруг под ложечкой засосало, словно седьмину ничего не ел. Сразу же наброситься на еду, конечно же, было нельзя — не прежде, чем соберутся остальные обитатели монастыря, а настоятель не произнесет благословение. Но уж потом…

Дайре с наслаждением рвал зубами еще теплый хлеб, вгрызался в хрустящие лук и морковь, при этом одним глазом поглядывая на дымящуюся миску — как бы суп не остыл.

Киллиан, что сидел рядом, только ухмылялся:

— Откуда в тебе столько места, хотел бы я знать. И главное, ешь как не в себя, а все равно такой же тощий, как когда к нам попал…

Три года назад он появился из леса, неподалеку от которого стоял монастырь — грязный, оборванный и промокший до нитки. Свалился, не дойдя до монастырских стен. Его притащили в лазарет, и травщик не был уверен, что парнишка выживет — худой, как скелет, видно, что голодал, да еще простужен не на шутку. Предыдущей ночью в окрестностях как раз бушевала гроза. Когда спустя несколько дней он немного пришел в себя, его попытались расспросить, кто такой и откуда, но ничего не вышло. Мальчик не смог назвать своего имени, не смог ответить толком ни на один вопрос. Кажется, он вообще не умел говорить. Большую часть времени он просто смотрел в пространство пустыми глазами и молчал, разве что изредка тихо повторял «они… они…» — и бледнел, зажмуривался, как будто от страха, а по лицу у него бежали слезы. Либо наоборот — глаза странного паренька широко распахивались, чуть не сияли, будто он увидел что-то прекрасное, губы растягивались в робкой улыбке, и он снова шептал «они». По тому, как он произносил это единственное слово, монахи предположили, что мальчик родом с севера — из бывших земель Мида, Карлейна или из Авлари. Беженцы из тех краев добирались, бывало, и до юго-западных пределов Эйрии, где стоял монастырь, но это было еще до того, как венардийцы дали гоблинам отпор. А от самих венардийцев зачем бежать? Ходили, опять же, слухи о том, что новые правители накладывают разные ограничения и штрафы на деревни и города, которые побывали под властью гоблинов, но здесь, на юге Эйрии, венардийцы вели себя достойно — не обижали простой народ и оказывали должное почтение служителям неба. Разве что отняли половину земель у эйрийской знати и раздали своим баронам и графам…

В любом случае ни имени странного мальчика, ни откуда он родом, ни как попал так далеко на юг, узнать не удалось. Даже когда дар речи постепенно вернулся к нему, оказалось, что он ничего не помнит. Найденышу дали имя Дайре — самое обычное, в Эйрии так звали каждого второго, а потом появилось и прозвище — Дайре Тихий, потому что он хоть и снова заговорил, но оказался совсем немногословным.

Его приставили помогать на кухне — не выгонять же за ворота — и так как Дайре оказался расторопным, не вызывал нареканий и особого внимания к себе не привлекал, вскоре привыкли не замечать. Наверное, он так и провел бы следующие несколько лет драя котлы, чистя и нарезая овощи и разнося еду по столам, если бы не библиотекарь по имени Бирн. Тот почему-то, может просто из интереса, решил все-таки попробовать вернуть Дайре память, поэтому в свободное время читал ему, благо библиотека монастыря была самой большой в этой части Эйрии. Книги по истории, жизнеописания праведников, особенно выходцев с северных земель, пробовал даже невесть как оказавшиеся среди других томов детские сказки — Дайре только виновато качал головой и говорил, что все равно не может ничего вспомнить. Бирн уже был готов поднять руки, когда мальчик, краснея и запинаясь, спросил, не позволят ли ему научиться читать — все эти истории ему очень нравились, а грамоты он не знал. Библиотекарь пожал плечами — почему бы и нет. Он испросил разрешение у настоятеля, и тот разрешил Дайре в свободное время присоединяться к послушникам, которых Бирн обучал письму и чтению.