Чистое золото

Школьники двинулись. Ночь шумела вокруг них топотом бегущих людей, громкими возгласами, страшным воем сирены, который то падал, то поднимался до предельной пронзительности.

Под ногами хлюпала вода. Широкая каменная дамба, перегораживающая реку, чернела от множества людей. Скоро пришлось идти по щиколотку в воде. Серебрянка бурлила. Большие льдины, напирая друг на друга, со скрежетом лезли на берег, ударялись о дамбу. Река шумно ворочала лед, камни, тащила вырванные с корнем деревья.

— Ух, что делается!

— А ревет как!

— Не зевать, не зевать, ребята! Стойте здесь, я узнаю, куда нас поставят.

Но не успел Илларион отойти, как послышался звонкий голос:

— Сюда, товарищи!

К школьникам бежал Слобожанин, державший в вытянутой руке фонарь. Фонарь вращался, и в меняющемся свете удавалось моментами рассмотреть лицо Кирилла. Он был бледен, но глаза его и сегодня казались озаренными какой-то великолепной догадкой.

— К канаве, ребята! Разбивайтесь по трое! Будете таскать землю в мешках!

Возле дамбы начиналась водоприемная канава, уносящая в сторону часть речной воды. Из канавы вода по деревянным желобам-сплоткам шла на промывательные приборы.

По берегам канавы тоже толпился народ, гудели голоса, метались беспокойные огни фонарей. Тоне вдруг показалось что она уже видела когда-то эти желтые огни, перебегающие с места на место в сырой черной мгле, слышала треск ломающегося льда и встревоженные крики. Наверно, читала о такой ночи в книге…

— Мешки там, в машине! — крикнул Слобожанин.

Он махнул рукой в сторону, где возле трехтонного грузовика собирались люди, и отбежал.

— Холостой выпуск открыт? — послышался спокойный бас директора.

— Полон, Виктор Степанович! Давно открыли!

— Продолжать наращивать дамбу и нижний борт канавы! Трамбовать землю!

Холостым выпуском назывался отвод от канавы. Он закрывался ставнем. Во время паводков и ледоходов ставень поднимали, выпуск наполнялся и понижал уровень воды.

Тоня оказалась в тройке с Андреем и Петей Таштыпаевым. Они, как и все, получили лопаты и кипу колючих, негнущихся мешков.

Канава шла по косогору. Нижний борт ее, сложенный из камня, заливала вода. Сверху плавал мелкий, битый лед. Там, где русло канавы преграждала крупная льдина, вода сильно разливалась, и люди, с ломами и кайлами в руках наскакивая на льдину, крушили ее на сотни осколков.

Крики людей, тяжелые удары ломов, фырканье машин, слепящих фарами каждого, кто попадал в полосу света, смешивались в нестройный, грозный гул.

Ночь действовала заодно с рекой. Она подваливала сверху глыбы плотной темноты, а река несла всё новые глыбы льда. Мрак был весомым, тяжким, и огням, зажженным рукой человека, с трудом удавалось расталкивать его в стороны. На столбах, негусто стоявших вдоль канавы, горели желтые электрические фонари, но их было явно мало для такой ночи.

Лопаты плохо врезались в мокрую сверху, но еще не оттаявшую землю. Иногда железо со скрежетом скользило по камню.

— Держи мешок! — кричал Тоне Андрей. — Да брось ты лопату! Мы с Петькой будем набивать мешки. Все равно от твоей копки толку мало!

Небольшой, коренастый Таштыпаев работал сноровисто и ловко. Широкое, точно вырезанное из темного дерева лицо его было спокойно.

— Камни собирай! — крикнул он Тоне. — Они тоже пригодятся.

Тоня собирала камни, носила их к канаве, держала распяленные мешки, в которые ребята сыпали холодную землю. Мешки сразу тяжелели, и Тоня с трудом встряхивала их. Наполнив и завязав мешок, они, обливаясь потом, тащили его и укладывали на борт канавы.

«Успеем ли? Обуздаем ли эту силу?» — стучала в голове у Тони неотвязная мысль.

Она старалась разглядеть, что делается дальше, вдоль дамбы. Там тоже шевелились огни, но Тоне казалось, что весь народ сгрудился на том участке, где была она… А вдруг выше или ниже лед выхватит из каменной кладки какой-нибудь торчащий камень, дамба начнет разрушаться, вода разольется и хлынет в шахты? Ведь было так лет сорок назад. Отец рассказывал ей…

— Уровень поднимается! Навались, товарищи! — услышала она глуховатый голос парторга прииска Трубникова.

Иван Савельевич неожиданно вырос перед школьниками, и как ни была Тоня увлечена работой, она заметила, что парторг совершенно преобразился. Худое смуглое лицо его не казалось сегодня суровым и замкнутым. Он стал моложе и, как ни странно, даже веселее.

— Школьники? — спросил Трубников. — А ну, покажитесь, ребята! — Он внимательно оглядел Андрея и Петю. — Ничего, народ крепкий! Идемте-ка со мной. Люди нужны. Девушка пусть останется… А вы куда, товарищи? — крикнул он бежавшим мимо Слобожанину и огромному забойщику Таштыпаеву — отцу Петра.

— Иван Савельевич, говорят, там народ ничего сделать не может! Сильно напирает! — Слобожанин сделал отчаянный жест рукой в сторону дамбы.

— Без паники, друг! Вот я туда здоровых ребят и подбираю. Пошли! — коротко бросил парторг.

Слобожанин, Андрей и оба Таштыпаева последовали за ним. Еще раз уверенный голос парторга долетел до Тони:

— Сильно, говоришь, напирает? Значит, нам еще сильнее нужно навалиться!