Чистые и ровные мелодии. Традиционная китайская поэзия

Итак, я глупыми словами пою поток Глупца. Пою неистово, вовсю, не избегая ничего; затем смиряюсь и мрачнею и возвращаюсь вместе с ним со всем живым к небытию. Вздымаюсь затем к первозданному в небе эфиру, растворясь весь в хаосе звуков и форм, неслышимых вовсе, незримых совсем… Пропадаю в безмолвии дивно высоком, и нет на земле никого, кто б меня понимал…

Теперь сочинил я стихи о восьми подходящих местах для глупца⁵. И вот это пишу я на камне, который стоит вот здесь, над потоком моим.

Наброски у Южного протока

Осенний воздух сгустился возле протока;
Брожу одиноко в самый полуденный час¹

.Крутящийся ветер вдруг уныло завоет²;
И очерк деревьев длится в неровных зубцах³.
Здесь поначалу словно бы духом воспрянул;
Потом помаленьку вовсе забыл свой недуг.
Залетная птица звучит над безлюдным ущельем;
Холодная лилия пляшет на ряби ручья.
Ушел от двора⁴ – душою уже отдалился:
Но друга люблю – и слезы бессильно висят.
Один, сирота я – почувствовать это не трудно;
Дорогу теряю – и мало что важно мне.
Я стал безразличен… Да разве я чем-либо занят?
Брожу и гуляю, – все знаю лишь сам про себя.
И кто бы он ни был, кто после меня прибудет —
Конечно, он в это мое настроенье впадет.

Всхожу на гору мотыльков в Лючжоу

Заросшие горы… Осеннее солнце в полудне.
Один подымаюсь, и мысли тягуче-длинны.
Но вот каково мне смотреть туда, где мой угол,
И к северо-западу видеть лишь горы Юнчжоу.

Лю Юй-си

Дому убогому надпись моя

Гора – там дело не в высоте; коль есть в ней подвижник – она славна. Река – там дело не в глубине; коль есть в ней дракон – она свята. Вот это – убогий дом! Но доблесть моей души – вот его аромат! Мох следами ползет по крыльцу наверх, зеленея. Краски травы в самый занавес входят, синея. Поговорить, похохотать – здесь есть широкие ученые. Ко мне сюда иль я к кому – простых людей здесь не бывает. Здесь можно сыграть на скромнейшей лютне, смотреть золотую книгу.

Нет здесь ни дудок, ни струн, смущающих ухо. Нет ни бумаг; ни цидул, изнуряющих тело. В Наньяне на юге – домик Чжугэ. В западном Шу – беседка Цзы-юня. Философ ваш Кун говорит: «О каком же, скажите, убожестве речь?»

Осенний ветер

Откуда, откуда приходит осенний ветер?
Со свистом-присвистом гонит гусиные стаи.
Утром, с зарею, влетает в деревья сада:
И гость одинокий первым его услышит.

Напев о тополиной ветке

Походный дворец Суйского Ян-ди
на берегу Бяньхэ;
В цвету тополя, но не выстоять им
против буйства весны:
Под вечер поднимется ветер опять,
цветы полетят, как снег;
Влетят, кружась, в покои дворца,
а там уж давно – никого…

Су Сюнь

О том, как я дал имена своим двум сыновьям

И колесо, и в нем ряд спиц, и кузов с верхом, и остов меж оглоблями – все это телеге служит прямо. И только тем перилам впереди как будто делать и нечего! Однако убери перила прочь, и я не вижу уж, чтоб то была вся полностью заправская телега.

Перила – Ши! Боюсь, что ты не внешняя красивость.

Но в мире нашем все телеги, все, как есть, идут по колее. Хотя когда телегу люди хвалят, ее полезность признают, то в этой речи колее как будто места нет. Однако же когда телега рухнула и лошадь пала, то тут беда минует колею. Выходит так, что колея лежит среди и счастья и беды.

Чэ – колея! Я знаю: ты избежишь!..

Чжоу Дунь-и

О любви к лотосу

На суше, на воде, в траве, на дереве – повсюду цветов есть очень много всяких, которые достойны любованья. В эпоху Цзинь жил Тао Юань-мин – поэт, который полюбил одну лишь хризантему. С династии же Тан и вплоть до наших дней любовь людей сильней всего – к пиону.