Чистые и ровные мелодии. Традиционная китайская поэзия

От Цинь и Хань до наших дней мы много дел со всех сторон имели с инородцами⁸. А Срединная наша страна терпела от них и погромы, и опустошенья: не было века без этих несчастий. Считалось в древности, что есть жун-варвары и есть китайцы-ся⁹. Нельзя было идти на войско китайского законного царя¹⁰. Однако же ученье о культуре и просветительстве¹¹ у нас распространенье потеряло. Тогда военные сатрапы старались применять какие-то хитрейшие приемы, а непонятная, с подвохами война в себе содержит расхожденье с великим принципом добра и чести¹², жэнь и и. Путь праведный царей великих¹³, прежних ушел совсем куда-то вдаль, и не было людей, которые б его осуществляли.

О страх и ужас! Горе! О, представляю я себе, как северный ветер вздымает песчаное море, а войско номадов и варваров-ху выжидает удобных моментов. Главнокомандующий наш – к врагу презренья полон он, он бой принимает у самых ворот в укрепленье. Степь заторчала флагами-знаменами войск, и вьется река¹⁴ плетеною лентой кольчуг.

Закон тяжел и строг – сердца его боятся, власть чтут. Жизнь дешева! Острые стрелы вонзаются в кости, пугающий вихрем песок въедается прямо в лицо. Хозяева и пришельцы¹⁵ друг друга бьют, а горы, реки дрожь берет – в слепящем ужасе они. Грохот сломает волну на Янцзы и Хуане, сила людская обрушит и громы и молнии вниз. Когда же теперь стихия тьмы заполнит все, сгустится в ком, закроет вход – мороз и стужа леденят края морей. Когда сугробы снеговые утопят голень целиком и твердый лед лежит (застыл) в усах – хищная птица сидит себе смирно в гнезде, а лошадь военная топчется, переминаясь на месте. Стеганый ватник тепла не дает. Падают пальцы, и в трещинах кожа… В эту ужасную стужу небо дает неожиданно случай насильнику-варвару, пользуясь силой смертельной погоды, нас резать, как режут на бойне.

Сразу же нас оторвали от наших обозов, дерзко напали на наши войска. Только что сдался полковник, затем погибает и сам генерал. Трупы убитых валяются кучами на берегах обширных затонов. Кровью наполнены все углубленья, дыры Великой стены.

Не разбирают больше тут, где знатный, где простой: все превратились как один в сухие костяки. И силы все истощены. И стрелы кончились у всех – да, им конец! И тетивы порвались все. А белые лезвия скрещены были… о, были! Мечи дорогие сломались…

Теперь оба войска друг друга теснят – да, наседают! Их жизнь и смерть сейчас решаются в борьбе. Что делать? Покориться тем (им)? Тогда всю жизнь свою быть варварами-и и ди. Сражаться им (с ними)? Тогда валяться будут кости на этой гальке, на песке…

И птицы звуков не подают… молчат. И горы – в глубоком безмолвии… Ночь, как нарочно, долга… бесконечно долга! А ветер свистит, завывает! И жизни, и души завязаны в узел – да, в узел! А небо чернеет бездонно… Дух мрачный, дух светлый¹⁶ собрались здесь в толпы – да, в толпы! А тучи нависли, нависли вверху! Свет солнца холодный – да, стынет! Трава коротка, и лунные краски горьки, бедны! И иней белеет вокруг…

Так ранить душу человеку и так печалить его взор!.. Возможно ли нечто подобное этому? Разве возможно оно?

Читал я, как Му-генерал¹⁷ с войсками удела тогдашнего Чжао разбил совершенно лесных инородцев и земли открыл нам на тысячи верст, гуннов прогнав и преследуя их. Дом Ханей из Страны Под Небом взял все что мог, но средства кончились и силы истощились. А дело только в том, как пользоваться каждым человеком, и только в том, совсем не в многочисленности их.

(Войска) Чжоу прогнали гуннов-сяньюней к северу¹⁸, вплоть до самой Тайюани. «Там обнесли они север стеною»¹⁹, дело закончив, и с войском нетронутым вместе вернулись домой. Поили прибывших и им присуждали награды. Было веселье, было приятно, без всяких хлопот, спокойно и просто. Сидел государь и министры с ним тут же – богато, богато, величественно!

Цинь Длинную стену воздвигла, у самого моря устроив заставу и крепость. Отравой и горечью жизни людей, созданий божественных²⁰, наполнены стали. На тысячи, тысячи верст краснела, алела земля. Но Хань разбивает гуннов опять… Хотя отнимает у них горы Инь²¹, все ж труп громоздится на трупе повсюду в равнинах, и все достижения эти на горе заплату не ставят.

О массы народные (о люди-народы), небом лазурным рожденные массы (люди)! У кого же из вас нет отца или матери дома, которые вас в вашем детстве носили на руках, таскали, водили, поддерживали, боясь, как бы жизнь их детей не окончилась рано?! И кто не имеет из вас братьев старших и младших, которые вам как бы руки и ноги?! И кто не имеет жены или мужа, которых, как гостя, уважим, которых, как друга, возлюбим?! Останутся живы – им будет ли то благостыней? Убьют их – так в чем их вина? И живы ль они иль погибли – в их семьях об этом никто не услышит, никто не узнает. Им люди, быть может, и скажут, но верить им или не верить? В недрах души безысходно горюя, только и видят во сне, что своих.