Чистый бор

А его жена Катерина на Шрамкова глядит затягивающе, глаза, как омуты, на дне которых дремлют неприятные ему воспоминания.

– Ладно, хорошо, – Леонид Сидорович не мог открыто предложить в бригадиры кого-то, кроме Луканина, но и Луканина никак не мог предложить.

Тихо и – только бряканье об угол конторы оторванной ветром от кронштейна водосточной трубы.

Николай Петрович читает мысли Александра Васильевича, так как это не трудно. Мастер думает о доме (свиньи, корова, утки и бог знает что). Это животноводство – его главная работа, более приятная ему. Лесоповал он ненавидит. А Шрамков любит работать в тайге и не имеет никакого хозяйства. Он родился в индустриальном городе. Улым – не деревня, корову пасти негде. Как-то корова Позднышева ела траву на болоте, рядом с которым находится его надел, и туда упала. Вытянули трактором.

Впервые мысли мастера о его прямых обязанностях. Но в нём, как и в Луканине, нетерпение, так как оба имеют дополнительную цель, которая рождает некий зуд, не имеющий отношения к делу.

В окне ветер сдувает с дороги снег, кидая его в лицо какому-то пареньку.

Директор, двигая пухлыми руками на зелёном сукне стола, точно великан пытается навести порядок на футбольном поле лилипутов. Мигание дневных ламп надоело. Леонид Сидорович, остановив руки, лампы велит вырубить. Рядом с выключателем – дед Оградихин, отец главного инженера Ивана Фёдоровича.

Дядя Федя не только выключает лампы, но стоит, будто на трибуне, на которой любит находиться. На собраниях в клубе этот дядька, как правило, толкает речь, и Шрамков в это время уходит «курить» и в те дни, когда не курит, опять бросив. Кафедры в кабинете нет, повёрнут стул спинкой, одной рукой – за неё, в другой – не горевшая трубка, ею дирижирует.

– Пущай Лексей-от и будет бригадирить, он и в городе с этим знаменитым парнем в одной комнатке! В номере, в номере, то есть! А Шрамков, он бойкий, пущай и он навроде бригадира. И будем робить с коммунистическим огоньком! В тайге-матушке не сласть! Я вот тридцать первый годок… Ране лошадьми трелевали! Кинешь ей овса погушше и – ноо! А теперя техника, трактора! А робить всё одно надо, никуды не денешша, влюбишша и женишша!

Некоторые в Улыме держат этого болтуна за какого-то местного деда Щукаря.

– Хватит тебе, время-то идёт! – не грубо, а гордясь ветераном-отцом, напоминает его сын Иван Фёдорович. Кроме него, никто дядю Федю не окоротит.

Мастер улыбнулся тёмными зубами; не видны в улыбке, и будто во рту у него пусто. Ну, эту идею нетрудно прочесть! Позднышев стал понятен, как пень берёзовый. Его цель, в отличие от цели Луканина, которая для Николая, так и осталась тайной, выявлена: «Он мне мстит». Работать не дадут: всю оснастку кинут на укрупнённую бригаду. И, находясь вне этой их затеи, вероятность организовать нормальную работу в его малой бригаде будет малой.

Ждут, как он отреагирует.

– Я так понимаю, – с притворной лёгкостью, – грядут неплохие условия. И, наверное, не в том суть, кто будет бригадиром, – немного медлит, так как не уверен в том, что «не в том суть, кто…» И добавляет убедительное: – Заработок, наверняка, будет.

На улице его окружили.

– Давай, Никола, с другими объединимся, и ты там будешь бригадир.

– Позднышев против, – поясняет Илья Горячевский.

– Но работу организуют ладом? – не верит тётя Дуня. – Вдругорядь больно глядеть на тебя, Никола, как ты крутишься, сколь нервов надо, а тута, поди, поднесут, приволокут.

– Опять рукавицы – в прах, а новых ни одной пары! Трос излохматился, вот-вот порвётся, обещали новый, но обещанного три года…, – Гришка Сотник глядит довольно.

– Если за каждую рукавицу и за каждую запчасть надо горло драть (о солярке и не говорю), клюнешь на такое объединение и на такого «бригадира». «Догнать и перегнать»! – У Ильи театральная мимика, идеальная для монолога.

– Денег будет в два раза больше, – напоминает обещанное главным инженером Генка Голяткин, у которого три исполнительных листа на троих детей.

– Вроде, бригадирство сдал. Но я в Улыме для заработка. У меня планы. И, если в укрупнённой бригаде не будет длинного рубля, мы от них отколемся.

Вот эти доводы бригадира (теперь бывшего) подняли дух. И каждый из них, наверняка, подумал и о своих планах, которые отличаются от пятилетнего плана. Их планы далеки от «догнать и перегнать». Их планы – это деньги, от которых зависит их будущее, где первым пунктом плана отбытие на малую родину, либо в менее суровый климат. Евдокия, например, думает о родном посёлке Шаля, где им с Архипом на пенсии будет, как в раю, ведь там и погода теплее, и до областного центра ходят электрички. Илья планирует стать профессиональным актёром, а для этого, как он думает, надо немало денег. Генка Голяткин хотел бы хоть что-то накопить с такой удавкой алиментов, да опять – семью и опять – детей… Девушка Тимофеева, предполагает Николай, копит, наверное, на приданое, ну, как многие девушки, у которых приданого нет.