Глядя на благостный немецкий пейзаж, по контрасту вспомнил отчетный концерт в родной музыкалке перед поездкой в Москву. Фаина тогда нагнала мордатых чиновников из мэрии, они расселись на первом ряду, а мы все толкались как тихие черти за кулисами. На меня повесили главный номер. Аккордеон, приписанный ко мне Николаевной, должен был сотворить такое, чтобы у городского начальства отвалилась челюсть, а вместе с ней – и все сомнения по поводу надобности нашей поездки в Первопрестольную на кровное их бабло.
За кулисами темнота, толкотня и шепот, рядом – симпатичная девочка по классу вокала, и все это очень волнует, как вдруг меня толкает какой-то мелкий поц и просит выйти на улицу.
«Там ребята с тобой поговорить хотят».
А я ведь знаю, какие ребята. Две недели меня возле школы пасут. Через общих знакомых дали знать, что уже счетчик включили. Но до сих пор у них не срасталось. А тут выпасли наконец. Городское мероприятие.
В общем, сходил, вернулся. Рубашку белую в порядок привел. Объявляют мой номер. А меня после «общения» на улице так вставило, что я играю как бог. Сам от себя не ожидал, если честно. До мурашек проперло. И девочка эта красивая рядом вытягивает: «Мо-о-оре, ты слышишь, море! Твоим матросом хочу я стать».
Зал притих. Дыхание, по ходу, не только у меня перехватило. Фаина сбоку из-за кулис выглядывает, лицо прикрыла руками. А у меня на пальцах фаланги разбиты в кровь. И я понятия не имею – кто я.
Потому что тех, на улице, только что метелил кто-то другой.
Франкфурт оказался все-таки забит пробками. Ползли не так, как в Москве, но Митя заскучал. Дела у него в телефоне закончились, и он вернулся к прежнему разговору.
– Толя, расскажи про людей на зоне.
– А чего рассказывать? Сидят – и сидят. Я там недолго был. Выступил и уехал.
– Ну… какие они?
– Обыкновенные. Подел Жориного дружбана гонял в спортивном костюме «Труссарди».
– Да ладно! На зоне?
– Ну да. Наружу его оттуда не выпускали.
– А как так в «Труссарди»?
– Да я-то откуда знаю. Порядки, наверно, такие. Я же тебе говорю – он там в авторитете стоял.
– Нормально! – Митя чему-то обрадовался и совсем забыл про свой телефон. – А еще что?
– Еще в бараке СУС у них был огромный телевизор и игровая приставка «Сони Плейстейшн».
– Что такое СУС?
– Специальные условия содержания.
– Для передовиков производства?
– Типа того. Хотя, как я понял, по идее должно быть наоборот. Туда обычно в наказание переводят.
– Прикольное наказание! С теликом и с приставкой. А сам концерт как зашел?
– На ура.
– Раскачал их?
– Не то слово. Трек про маму раз восемь пришлось повторить. Думал – вообще не отпустят.
– Круто!
– Там только один дед меня не слушал. Спал в первом ряду.
– Как спал?
– Обыкновенно. Голову опустил на свою палочку и дремал. После концерта меня к нему подвели.
– Зачем?
– Я хэзэ, особый какой-то дед. Он мне историю про крестильный крест рассказал.
– Какую историю?
– Как он по молодости избежал первой ходки.
– Крест помог?
– Ну, типа того. Он с приятелями обнес какую-то важную хату, а потом увидел этот крест в общей куче и подорвался его возвращать. Пока бегал туда-обратно, подельников его повязали.
– Поучительная история.
– Не спорю. Только по факту он все равно к Хозяину угодил.
Когда наконец подъехали к российскому консульству, оно оказалось закрытым. Охранник объяснил, что немцы из-за своих санкций полюбили устраивать геморрой. На этот раз докопались до норм пожарной безопасности. Начальство взяло выходные и разъехалось кто куда.
– А сколько ждать? – уныло спросил Митя.
– Дня два обычно нас маринуют. Исправим все недочеты – и откроемся.
Номер в гостишке пришлось оформлять на Митю. Меня без паспорта никто бы отдельно не заселил. Мы потребовали двухкомнатный люкс, но он был занят. Получили однокомнатный с двумя составленными вместе кроватями. Попытались их растащить – матрас оказался один. В итоге опять сдвинули.
– Будешь приставать ночью, – сказал я Мите, – за себя не отвечаю.
Он хохотнул.
В шесть утра нас разбудил бодрый стук в дверь. Митя вскочил на ноги и побежал открывать. На пороге стояла Юля.
– Толик, что за дела?
Она перевела взгляд с оробевшего Мити в трусах на меня в нашей общей кровати. Я сел, помотал башкой, а потом сказал:
– Я все объясню. Это не то, что ты подумала.
Митя заржал. Я тоже.
Утром проснулся в страхе. Приснилось, что Юля все-таки была на «Белорусской», а я туда не успел. Минут пять лежал неподвижно. Ждал, когда отпустит. Не отпустило.
Я поднялся с матраса и пошел на кухню. Там за столом неподвижно сидел отец. Лицо у него было такое, будто не я один на измене с утра пораньше.
– Привет.
Он даже голову не повернул.
Значит, не показалось.
Я выключил газ под чайником, который клокотал как Жирик на коммунистов. Окно рядом с плитой покрывала густая испарина.
– Баньку решил замутить?
Отец вздохнул и посмотрел на меня.
– Бумаги по инвентаризации пришли. Со склада сейчас звонили. Там недостача на пять с лишним тысяч.
– Рублей?
– Долларов.