Чистый кайф

– Соглашайся, – кивнула она. – В любом случае у тебя еще нет никаких обязательств перед новым лейблом. Жора ведь, насколько я понимаю, не слишком спешит с подписанием.

– Он выбивает условия покруче.

– Ну, вот и пусть выбивает. А у тебя пока есть время для знакомства с другими людьми. Я же тебе говорю – никаких обязательств. Просто разговор. Здрасьте – здрасьте.

Она смотрела на меня с такой умильной физиономией, какая может быть только у человека, осознанно решившего смотреть с умильной физиономией, а я за этим самым симпатичным для меня на свете лицом отчетливо видел асфальтовый каток. И эта махина собиралась раскатать меня в тоненькую лепешку.

– Сейчас зайдем к нам за деньгами, а оттуда – в отель. Времени еще много.

Идти было недалеко. И минут через пять я пожалел об этом. Она могла и не обратить внимания на мою переменившуюся рожу, если бы я сидел позади нее в машине, а она продолжала бы разговаривать по телефону. Но тут особо не спрячешься.

– Ты чего? – спросила она, заглядывая мне в лицо. – Голова болит?

– Да не, все нормально.

– Точно?

– Путем все. Мне хорошо.

Я напрягался даже неизвестно от чего больше – из-за темы с продюсером или по поводу новой Юли, которая, как выяснилось, вполне себе умеет нагнетать. Я чувствовал – меня ведут. Ведут, как тупого бычару, и коридор сужается с каждой минутой. А то, что быка ведет небезразличная ему хрупкая ручка, сбивало бедное животное с толку еще сильней.

* * *

– Ну ты где там? – крикнула Юля откуда-то из недр своей квартиры. – Чего застрял? Иди сюда! – Квартирой, кстати, это жилище мог назвать, наверное, только небольшой слон. Или два небольших слона. Они бы тут вполне разместились. Плюс цыганский табор с кострами и песнями в прихожей.

– Коммуналка, что ли, раньше была? – спросил я у домработницы, которая бесшумно появилась из-за ближайшей двери и теперь стояла рядом, рассматривая меня в упор.

Дом, кстати, сам по себе тоже был не горюй мама. В подъезде лепнина, люстры, витражи. Лифт какой-то старинный – дверью с решетками изнутри запирается, как обезьянник у мусоров. Я спросил – что за тема, и Юля пошла такая: «модерн», «арт-ново», «мирискусники», «бенуа».

Я говорю – уоу, уоу, уоу, стопэ, сестренка, хорош меня своей братвой прессовать, я тоже серьезных пацанов знаю. Она рассмеялась.

Можем, когда захотим.

– Ты где? – снова позвала меня Юля из глубин этого слоновника.

А я здесь. Завис рядом с горничной или как ее там, и мы смотрим с ней друг на друга. Любопытно, что она видит?

Я лично вижу вот что – интерьер соответствует. Стены – голый кирпич, по углам какие-то хромированные штуки в виде современного искусства, ваза большая на полу. Все как положено. Стильно, загранично, продвинуто. И большое зеркало. И я в нем с ног до головы. В своем лоховском прикиде. С побитой мордой – привет от ментов с «Белорусской». То есть так-то он, конечно, не лоховской прикид, а нормальный, рэперский. Но здесь, в этой прихожей, возникают к нему вопросы.

– Але, я же тебя зову, – появилась расстроенная Юля. – Ты чего тут застрял?

– Осматриваюсь.

– Зачем?.. А, блин, не важно, – она махнула рукой. – В общем, денег я не нашла. В сейфе всего тысяча двести.

– Это фиаско, братан.

– Что? – она подняла брови.

– Да я так, о своем. Не бери в голову, сам порешаю проблему.

Юля мотнула головой.

– Ни фига! Я знаю, где взять. Погнали в гостишку.

То, что она назвала гостишкой, начиналось роскошным крыльцом, огромной стеклянной дверью с позолотой и крепким швейцаром. Впрочем, для меня – где началось, там и закончилось. Распахнув дверь перед Юлей, он по-уставному шагнул чуть вперед, чтобы придержать позолоченную махину, и перекрыл мне дорогу своей широкой спиной. Я подумал – случайно, сдвинулся чуть левее, но и он качнулся в ту сторону. Он все еще смотрел на Юлю, которая упорхнула в фойе, а меня будто не замечал.

Я сделал шаг вправо, он, так и не обернувшись, повторил мое движение. Со стороны мы, наверно, смотрелись, как два медведя, разучивающие в цирке вальс. По итогу мне надоело топтаться.

– Дружище, дай пройти.

Он повернулся и покачал головой, наглухо перекрыв мне подход к двери.

– В смысле?.. Ты попутал. В сторону отойди.

За спиной у швейцара открылась дверь.

– Ну ты где опять? – протянула Юля.

Я посмотрел на нее, на халдея, потом развернулся и пошел. Вжарил оттуда по своим делам.

Уверенно шел, четко. Лупил как молотильный аппарат, готовый перемолотить чего хочешь. Ножку тянул, шажок печатал не хуже роты почетного караула. Нет, дивизии почетного караула. В полном составе. Ступню прибивал к тротуару – хер оторвешь. По щиколотку в асфальт уходила.

Пока не замахал руками и не ебнулся как последний лох. Оказалось – тут скользко. У пафосной, сука, гостиницы, куда я не вытягивал фейсконтроль.

Юля громко наезжала на швейцара, тот быковал, я лежал на тротуаре и смотрел в небо. Там исчезали остатки моей крутизны. Что-то было на эту тему в кинофильме «Война и мир» советского режиссера Бондарчука, но что конкретно – я не мог вспомнить.

– Толя, он просто козел, не обращай внимания!

Юля подбежала к моей распростертой тушке и попыталась меня поднять.