Затем Эмили сдается, занимая последнее свободное место среди мертвых — стул, который ждал ее все это время. Я убираю всю насыщенность освещения ее стороны сцены — мой блестящий вклад в освещение — и лица мертвых оказываются в тени.
Судорожно втягиваю воздух и кусаю кулак, наблюдая, как третий акт подходит к своему мрачному финалу.
Как Деззи может не видеть, насколько она прекрасна?
Зажигается лампочка.
Свет постепенно гаснет.
Глава 25
Деззи
Занавес опускается, и я чувствую себя невесомой.
Глубоко вздыхаю с облегчением.
Во время выхода на поклон с остальной частью актерского состава, Эрик нащупывает мою руку, и я сильно сжимаю его ладонь. Аплодисменты накатывают ударной волной, глаза наполняются слезами.
Не хочу показаться самодовольной, но я на самом деле горжусь собой. Я
Занавес снова опускается. Эрик поворачивается ко мне и обнимает до хруста костей, после чего визжит и говорит:
— Какая убийственная премьера! Деззи, это было просто великолепно!
— Ты был великолепен, — говорю я ему.
— Знаешь, ключ к тому, чтобы сыграть пьяного… — начинает он, когда мы идем в сторону гримерки.
— Да! Не вести себя как пьяный! И знаешь что? Я последовала твоему совету, так что мой секрет был в том, что я старалась лажать максимально плохо, — объясняю я ему, — только надеясь, что я не смогу облажаться и достойно сыграю роль Эмили.
Эрик останавливается возле женской гримерки.
— Думаю, ты сыграла более чем достойно. — Он легонько чмокает меня в щеку, затем хихикает. — Не могу дождаться встречи с Дмитрием! О, — говорит он внезапно, его улыбка исчезает, — я не имел в виду…
— Нет, нет, нет, — уверяю я его. — Не переживай. Они соседи по квартире. Это не…
— Я знаю, но все же, знаешь... — Он прикусывает губу, шаркая ногой.
— Вы вместе? — Я подталкиваю его локтем в бок. — Вы с Дмитрием?
Эрик пожимает плечами.
— Не совсем. Думаю, мы хорошие друзья. Он немного с приветом. Полагаю, я тоже с приветом, не знаю. Понимаешь, если бы он встретил девушку или другого парня, думаю, я бы был скорее счастлив за него, чем ощущал ревность.
Я ободряюще поглаживаю его по плечу.
— Понимаю. Ты хороший человек, Эрик. О, кстати, мы с Вики снова разговариваем друг с другом.
— Я слышал! Но не дай ей услышать, как ты ее называешь, иначе все повториться.
— Разумеется,
Смыв с лица всю косметику, я снимаю одежду Эмили и надеваю в свой наряд для пост-премьерной вечеринки: атласное черное платье без рукавов с разрезом чуть выше колена. Я сочетаю его с милыми балетками (потому что после спектакля каблуки могут идти к черту), а затем расчесываю волосы, пытаясь привести их в порядок перед столкновением со своей семьей и тем безумием, которым это будет сопровождаться.
Прогулка по коридорам от гримерки до вестибюля кажется длиннее, чем обычно, как будто коридоры сделаны из резины и стали в два раза больше своей обычной длины. В животе поселился комок нервов, как будто я все еще нахожусь в ожидании сегодняшнего представления.
Может быть,
Когда открывается дверь в вестибюль, на меня обрушивается поток шума задолго до того, как я вижу лица. Я осторожно пробираюсь сквозь толпу, надеясь пробраться к своим родителям, где бы они ни были в этом безумном хаосе, — если они вообще здесь. Предполагаю, их могли вывести через боковую дверь или посоветовали остаться в зрительном зале, пока не схлынет большая часть толпы.
Потом море голов расступается, и я вижу своих родителей.
Мама как обычно выглядит потрясающе. Ее волосы идеально завиты и туго стянуты на голове, подчеркивая ее сверкающие серьги и длинную стройную шею. На ней надето платье глубокого синего цвета, украшенное блестящими драгоценными камнями по подолу. Рядом с ней — отец. Он достаточно благоразумен, и надел скромный свитер на рубашку, воротник которой виднеется в вырезе. Его песочного цвета волосы аккуратно разделены пробором, что приятно отличается от того беспорядка, который обычно творится на его голове. Он замечает меня первым, расплывается в широкой улыбке и распахивает объятия.
— Деззи, — зовет он сквозь шум толпы.
Я обнимаю его, сжимая так сильно, что становится больно.
— Спасибо, что пришел, папа.
— Я бы ни за что не пропустил это, милая. — Его голос звучит напряженно из-за наших объятий.
Мама увлечена разговором с профессором Твейтом, ее голос такой же звонкий и блестящий, как ее платье. Она прижимает одну руку к груди, пока второй активно жестикулирует в такт своей бесконечной речи.
По другую сторону от доктора я неожиданно замечаю сестру. Она ослепительно красива в блестящем облегающем платье, которое выглядит так, словно высечено из бриллиантовой глыбы.
— Сиси?
С натянутой улыбкой она подходит ко мне для самого крепкого объятия в мире.
— Молодец, — шепчет она в мое ухо с прекрасным английском акцентом. Она произносит это так, словно хвалит малыша за то, что он нарисовал круг с оранжевыми завитушками и назвал его львом.