Я хихикаю, читая текст. Я так счастлива за Сэм, что могу расплакаться.
Уже почти убираю телефон, когда он начинает звонить. Я удивленно смотрю на аппарат. Кто-то звонит мне? Кто, черт побери, использует телефон для
Подношу телефон к уху.
— Ты что-то забыл?
— Мама так торопилась уехать, что я кое-что забыл. То, что хотел тебе сказать.
Я слышу голос возмущающейся матери.
— Я не торопилась, Джеффри, но если ты так отчаянно хочешь опоздать на наш рейс…
— Что ты забыл сказать мне? — спрашиваю я, вклиниваясь между мамиными возмущениями.
— Во время антракта я получил интересный опыт в туалете, — говорит он.
Меня передергивает:
— Ты с ребятами ел мексиканскую еду? Не уверена, что хочу услышать это.
Папа хохочет в трубку, громко и от души.
— Нет, дорогая. Марв пригласил нас на ужин перед шоу. Это было общение с парнем, который регулировал свет на спектакле и, по-видимому, закончил работу, которую не доделал Келлен. Я был вынужден вспоминать язык жестов, который не использовал с тех пор, как умерла двоюродная бабушка Эстер.
Я была очень маленькой, когда она умерла. Я забыла, что она была глухой.
— Кажется, все мы не умеем ценить то, что у нас есть, — замечает папа. — Красивый молодой человек. Он довольно много говорил о своих мыслях насчет
Я прижимаю ладонь к груди.
— Начала, — признаюсь я. — Я хожу в местную забегаловку и… и музыканты там… — Я сглатываю. — Он рассказал тебе об этом?
— Он большой поклонник твоей музыки, несмотря на отсутствие слуха. Это достойно, если тебе интересно! — добавляет он со смехом. — Знаешь, талант Лебо может проявляться во многих формах. В нашей семье не было певиц со времен моей покойной бабушки. Но, Деззи, — бормочет папа, на заднем плане я слышу, как мама направляет водителя, — независимо от его формы, у тебя есть голос, и ты принадлежишь миру театра. Неважно, играешь ты, поешь или делаешь все вместе, у тебя есть место на сцене, милая.
Теперь у слез появилась новая причина, чтобы подступить к моим глазам.
— Спасибо.
— В любом случае, этот молодой человек правильно понял это. Я мог бы добавить, что у него самого сильный артистический голос. Марв должен знать, какой талантливый осветитель скрывается у него под носом. — Мой отец счастливо вздыхает в трубку, а затем говорит: — Оставайся в безопасности здесь, в Техасе. Мы позвоним тебе, когда приземлимся.
— Люблю тебя, папа.
— Никогда не говори, что в случае с тобой я «дергал за ниточки». Ты заслужила, и точно
Затем наступает тишина.
Я сжимаю телефон, прежде чем, наконец, убрать его в карман. Делаю глубокий вздох, пытаясь отогнать образ папы и Клейтона, получающих «опыт» в туалете. Я бы рассмеялась, если бы не чувствовала себя такой странно разбитой.
Когда я возвращаюсь в театр, чтобы забрать свои вещи, обнаруживаю, что вестибюль пуст, за исключением двух-трех студентов, которые громко смеются и болтают с Эриком. Он оборачивается и кричит:
— Ты собираешься в «Толпу» сегодня, Ди-леди?
Я отрицательно качаю головой.
— Премьера меня измотала, — неубедительно говорю я. — Думаю, что просто вернусь в общежитие и прерву поцелуй моей соседки с мальчиком-фаготом.
Эрик разочарованно морщится.
— Тогда, может быть, завтра.
— Отлично сегодня поработали, — повторяю я, прежде чем выйти в коридор.
К тому времени как я возвращаюсь в гримерку, там остается только три человека. Я убираю косметику и складываю свои вещи в шкафчик над своим местом, полагая, что там они будут в безопасности до завтрашнего спектакля. Прохожу мимо вешалки с костюмами и нахожу висящий там фартук Виктории. Улыбаясь, сворачиваю программку с автографом мамы и прячу ее в карман фартука — это будет самый приятный сюрприз.
Потом бросаю долгий взгляд в зеркало на свое уставшее лицо и с недовольным вздохом выхожу из комнаты.
Свернув за угол, иду по длинному коридору в вестибюль, в котором уже никого нет. Даже Эрик с друзьями ушел. Я некоторое время смотрю на пустые стулья, погруженная в воспоминания, что всего тридцать-сорок минут назад тут было ужасно шумно.
Почему тишина кажется такой громкой?
— Деззи.
Я поворачиваюсь. Клейтон стоит у дверей зала, одетый в черную униформу команды осветителей: черная футболка натягивается на его груди, черные брюки свободно висят на бедрах, пара черных ботинок придает ему какой-то доминантный вид. На запястье надета черная манжета. Я замечаю ее, когда он упирается в стену рукой.