Читай знаки

Никола театрально закатила глаза. Мэр Цветкович в предвыборной гонке добрался и до церкви. Удивительно, как это Ава еще не возглавила какой-нибудь воскресный комитет. Она отлично смотрится в бесформенных юбках по пяты, между прочим.

– Этот город буквально помешан на городских праздниках, ― прошептал Дмитрий.

– И фольклоре, ― добавила Никола.

– На праздниках, фольклоре, и легендах, ― подыграв молодым людям добавил священник.

Все переглянулись, натянуто улыбнулись. Кто бы мог подумать, что у старика такой острый слух.

– Вы не здешний, так ведь? ― спросил священник, положив Дмитрию руку на плечо.

– Это так заметно? ― растянувшись в улыбке сказал Дмитрий.

Провинциальная жизнь в таком колоритном городке как Блед пленила Дмитрия своим волшебством. Здесь абсолютно незначительные вещи несли в себе глубокий смысл. Цвет почтового ящика должен соответствовать цвету крыши. В десять вечера детей не должно быть на улицах. По пятницам в «Люцифер» заглядывает книжный клуб. Город словно был пропитан магией. Здесь старуха из комитета самоуправления могла заткнуть за пояс мэра за несвоевременно покошенный газон. Здесь не было незнакомых прохожих, было принято здороваться кивком, а дети с удовольствием слушала проповеди священника. Этот город жил по правилам.

Отец Мацей подвел парня к загруженному столу, открыл одну коробку и принялся осторожно доставать из нее старинные вещи. Подсвечники, картины, иконы, чьи-то дневники, исписанные аккуратным почерком.

– Церковь Успения Марии стоит на этом месте много веков, мальчик мой. У нее очень интересная история.

Никола отошла к другому концу стола, и принялась небрежно разгребать стопку старинных фотографий. Ей хотелось испариться, провалиться, или сбежать куда глаза глядят, только подальше отсюда, ну уж точно не слушать перевратые истории.

– Когда-то давным-давно, ― начал отец Мацей разжёвывая слова, как жвачку, ― где-то в шестнадцатом веке, у замка, что стоит на высокой скале над озером Блед, был управляющий. Поговаривают… ― протянул, указывая на один из дневников, ― он был нехорошим человеком. Местные жители убили его и бросили мертвое тело в озеро. Большой грех! Жена этого человека, очень любила мужа. Оплакивая любимого, безутешная вдова собрала всё золото и серебро, что было в доме и приказала отлить колокол, повесив его в капелле на острове в память об умершем муже. ― Никола навострила уши, поглядывая украдкой на спину увлеченно рассказывающего историю священника. ― Колокол отлили, но, когда его перевозили на остров, поднялся сильнейший ветер, и лодка перевернулась и затонула. ― Пальцы Николы невольно пустились в пляс, чтобы скрыть свое волнение, она взяла в руки стопку портретов, что из-за ветхости чуть ли не рассыпались в руках, но она сейчас не могла думать об осторожности обращаясь с антиквариатом, она была полностью поглощена рассказом. ― Ко всем несчастьям добавилось еще одно – в Блед процветало ведовство. Святая инквизиция словила ведьму, но не успела ее отвезти на суд, случилось несчастье. Ведьма сбежала, а напоследок подожгла церковь вместе со священником, что передал ее инквизиции. Тогда безутешная вдова, продала все свое имущество и, пожертвовав вырученные деньги на новую церковь – вот эту самую, в которой мы сейчас находимся – поехала в Рим, где и постриглась в монахини. Всю жизнь она мечтала отлить новый колокол. Перед смертью женщина поведала о своем заветном желании, вести о котором дошли до Папы Римского. После смерти вдовы Папа решил исполнить ее последнее желание. В 1535 году колокол перевезли на остров озера Блед и установили на колокольне церкви. Теперь по преданию тот, кто позвонит в этот колокол и загадает желание, получит желаемое. А печальный звон утонувшего колокола, до сих пор слышен из самых глубин озера во время ненастной погоды. Во всяком случае так поговаривают люди, хотя я сам ни разу не слышал, и не верю в эту чертовщину.

Священник повернулся к Николе и хитро прищурив глаза спросил:

– А Вы?

Никола промолчала. Холодный пот тонкими струйками спускался по позвоночнику. Но еще хуже стало, когда хаотично бегавшие со стороны в сторону глаза наконец сфокусировались на портрете у нее в руках. Точными штрихами карандаша на ветхой плотной бумаге был нарисован искусный портрет. Невозможно, чтобы столько лет хранилась подобная вещь без надлежащего содержания. Только если кто-то очень пожелал этого и позвонил в треклятый колокол. Но так или иначе портрет был у нее в руках, как новенький, будто вчера нарисованный. С портрета на Николу смотрела девочка одиннадцати лет. Ее бесцветные глаза, с укором во взгляде выглядывали из-под чепца, руки чинно были сложенные на накрахмаленном белом переднике, а непослушные завитки волос торчали из кос. Под тяжестью веков портрет посыпался, от чего концы были поедены временем, неровные. Подпись невозможно было прочитать, только обрывок имени, фигурно выведенного пером – Полона Ловшин, и дата – 1534 год.

Руки Николы задрожали. Она опустила плечи вперед, скрывая находку, скрутила портрет и сунула себе под кофту.